Залежь - [65]

— А! Разумеется. Но вы сначала испытайте свою модернизацию в принципе, потом усовершенствуйте. И постарайтесь не затягивать.

— Вечерком, я полагаю, опробуем. Вас позвать?

— Непременно. Послушайте! Иван Филимонович! Это ж наша первая борозда будет! А? Иван Филимонович, дорогой вы мой. Первая борозда!

— Вполне, Анатолий Карпович. Ничуть не маловажней.

Первую борозду в «Антее» проложили не на будущем поле — на будущей улице, но она была ничуть не маловажней тысяч других борозд, проложенных человеком когда-либо.

Храмцова Краев позвал в помощники себе, Вася Тятин сам явился и друга еще за собой привел.

— А не лишку нас, ребятки, четверо на один плуг?

— Само в аккурат бригада. Нас директор послал.

Никто никуда ни Федора Чамина, ни тем более Васю не посылал. Просто, возвращаясь в вагончик и проходя мимо, крикнул им Белопашинцев на радостях:

— Земляки! Прекращайте эту бестолковую работу, займитесь пока чем-нибудь другим!

— Спасибо, Натоль Карп… Анатолий Карпович! А почему вдруг отставка нам? Не справляемся, да?

— Успокойся, Вася, не поэтому. Краев предлагает плугом копать ваши траншеи.

Тятин крикнул «ура!» и, оставив лопату воткнутой, прямым сообщением отправился к тракторному парку с твердым убеждением, что без него Краеву никак не обойтись, а куда один — туда и второй, крепкой веревочкой связала, видно, судьба Федора Чамина с Васей тогда, на перроне еще.

Рациональное зерно в предложении механизатора Ивана Краева механизатор Тятин Василий увидел сразу и от души сокрушался на чем свет держится:

— Ну, скажи, не везет, а? Стараешься, стараешься, целые речи закатываешь — никакого применения твоим словам, молчун несчастный, вроде этой вот мумии Тутанхамона по фамилии Чамин, выдавил за всю жизнь одно слово — и пожалуйста вам, как в яблочко влепил: название совхоза. А? Где справедливость? — высказался Василий на полевом колесе плуга и перебежал на бороздовое. — Ну, с «Антеем» — ладно, тут мне подумать не дали. Об этом подумать было время? Было. И опять какой-то Краев опередил. Где справедливость? Иван Филимонович! А ты зря средний лемех оставить хочешь. Передний оставь. Передний запашной, любую глубину взять можно и направление выдерживать им легче будет. Целься фарой — и весь парадокс. Верно?

— Верно, слышь, Лукьян Максимович! Дело парень предлагает.

— Дело, — согласился и Храмцов. — Передний у нас против гусеницы пойдет, а средний — по осевой. Вовремя ты подошел, друг.

Вася не терялся и находил тысячу оговорок, когда его прорабатывали, и моментально немел, если похвалят. Тятин смолк, и четверым возле одного плуга вовсе нечего стало делать, но раз директор послал их к нему, то Краев скрепя сердце мирился с неимоверно раздутыми штатами и мучился, выискивая работу еще для двоих. Работу, при желании, всегда можно найти.

— Оси бы надо обозначить на канавах, — нашел-таки Краев работу Васе с Федором.

— Будет исполнено, товарищ бригадир!

Исполнили они слишком быстро, часа через полтора явились уж обратно. С полоской бумаги и ложкой клейстера.

Вася положил на гусеницу ложку, намазал полоску и, добравшись до правой половинки лобового стекла, протер его снаружи, протер изнутри, сел за рычаги, подержался за них, прищурил левый глаз и точно посередине стекла наклеил полоску. Наклонил голову набок, довольный собой.

— Люкс! Мушка есть, дело за пушкой. Иван Филимонович! Прошу сюда. — Подвинулся, уступая место. — Понятна идея? Свизируешь, скорректируешь, совместишь все в одну линию — и…

— Трактор покажет сейчас, — остановил его Краев.

— Ну! Иван Филимонович! А какое название мы дадим нашему агрегату?

— Да никакое. Название… — усмехнулся Краев.

— Не-ет, так нельзя. А вдруг скажут: патент оформляйте. На изобретение. А? Я предлагаю присвоить ему такую марку: ФДККТ.

— Ну и что за паровоз у тебя получился?

— А еще конструктор, готовое расшифровать не можете. Фундаментальный домостроительный канавокопатель Краева, Тятина.

— Ты, я гляжу, Василий Андреевич, себя никак не забываешь. А Лука Храмцов где? А Федор Чамин? Они участие принимали или нет?

— Точно, принимали. Ну, я подкорректирую потом. Поехали?

Краев вылез на гусеницу и завозился возле мотора, готовя его к запуску.

— Заводи! — восторженно закричал Вася. — Я первый пашу.

— А первым ты побежишь директору сообщить.

Возразить после такого самоуправства Тятину помешал сперва трескучий пускач, потом шум основного двигателя.

Но за плугом с одним лемехом вместо пяти и без глашатая шли и бежали все, как шли и бежали за первым трактором их отцы: все до единого. И все было так же, как тогда: и шум, и гвалт, и девичий визг, и озорной ребячий свист, и трактор шел посередине улицы, и улица была — домов на этой улице не было. Но они будут. Должны быть. А пока только вешки.

— Дай я на плуг сяду, — домогался Вася. Уж очень ему хотелось: первая борозда, считай, а проложивших первую борозду долго помнят.

— Сиди уж тут. Плугарь. — Краев не о том думал, через сколько лет и как вспоминать его будут, Краев думал, получится ли что из их затеи. — Должно получиться, — убедил он сам себя, когда совместились на синем экране степного неба все три вехи: белая полоска бумаги и желтые смоляные бруски на краях будущей улицы.