Залежь - [49]

— Из Железного? — насторожился Узлов. — А кого?

— Не все ли равно? Ну, Краева, предположим.

— Краева? Ивана Филимоновича? Мы так и знали, что не усидит он в стороне от дороги.

— Вы знакомы?

— Еще бы! В прошлом году на уборочной стажировался у него.

— Верно! Фу, совсем из головы вылетело. Шофер ведь он!

— Шофер. Первый класс у него должен быть.

— Послушайте, Роман. Вы бы не заночевали у нас, а Краев бы за ночь сгонял за своим хозяйством.

— Еще чего? Мы ж на новой машине, директор. Не кабина — дом!

— Не беспокойтесь, с машиной ничего не случится. И горючее найдем. В общем — не обижу, с грузом туда и оттуда сделаю.

— Вы на Узлова не с того конца посмотрели, товарищ директор. Мы Ивана Филимоновича не то на грузовике — на горбу перевезем. Где он?

— А вон! — Анатолий, больно ударившись об угол впопыхах, сдвинул с места длинный, чуть не через весь вагончик, стол, подбежал к двери и показал на раскаленное докрасна от заката сооружение из оконных рам и неструганых досок. — Вон их дворец.

— До завтра, директор!

Короткое слово — «завтра», а в нем бесконечность жизни. И хорошо, что оно есть у людей, это «завтра». Хорошо, что оно есть.

Протрубил серебристый зубр на капоте мотора, укатилась в степь новая машина, укатилось за край степи старое солнце, и кончился день, чтобы завтра начаться снова.

Стемнело быстро. Из «Антея» выехали уже при свете фар.

Толкалась над кюветами мошкара. С желтых круговин измельченного в труху конского навоза в панике разбрызгивалась на коротких стеклянных крылышках саранча, падала, кувыркалась, катилась юзом по глянцевому накату, опрокидывалась на спину, торопливо и неуклюже переворачивалась, ставила торчком голенастые задние лапки для очередного прыжка, но, ослепленная фарами, цепенела и припадала под машиной, так и не решившись прыгнуть с дороги.

— Не наладился бы дождь, — обеспокоенно заговорила Мария. — Все предсказания к тому.

— Кто вам предсказал их? — Узлов скрытно ухмыльнулся и зашарил по карманам в поисках курева. — Вот. Завсегда оно в последнем, нет чтобы сразу в первом. Так какие, говоришь, Спиридоновна, барометры предсказывают тебе дождь? — переспросил Роман, не получив ответа на вопрос.

— Какие? Мошкара. Кобылка вон назем точит. Кувыль…

— Ковыль!

— Я и говорю: кувыль хвосты поопускал. К сырости.

— Ерунда нам теперь сырость, Спиридоновна! Танк, не машина!

Узлов дал газу до отказу, МАЗ рванулся, и дорога зазвенела, как натянутая струна.

Иван в разговорах участия не принимал, по сторонам не глядел, а, чуточку наклонясь, запоминал, что, где, куда, как и зачем переключал его бывший ученик. Молчал, молчал и не утерпел:

— Чего зазря двигатель рвешь? Это ж дизель.

— Дизель, Иван Филимонович. Так что?

— Что? А вот давай тебя посадим на выхлопную трубу, меня за руль. Узнаешь. Атмосферу заси… засоряешь напрасно, вот что.

Узлов посмеялся, но обороты убавил. Убавил и зазевал.

— Так и уснуть можно, Иван Филимонович.

— Давай я поведу.

— Пожалуйста, мы не против. И дороги, и прочее не хуже нас, грешных, знаете. Шестнадцатый час кручу, — похлопал кончиками пальцев по рубчатой баранке Узлов и остановил машину.

Поменялись местами. Иван обошел спереди. Узлов — сзади.

— Легко на сердце стало, — пропел он, зашагивая в кабину.

Краев, держась за шарик рукоятки переключения скоростей, терпеливо выжидал, когда Роман расположит в пространстве кабины все свои углы и шарнирные соединения. Уселся наконец.

— Ну? Угнездился, журавлик?

— Вроде бы. Не жалей, шевели его, Иван Филимонович. Больше газу — меньше ям.

— Подрессорники к чертям, — досказал Краев. — Дурацкое дело не хитрое.

— Да так-то оно так, а коли так — так перетакивать не будем. Правильно мы поняли, Филимонович?

Иван согласился кивком и вытянул шею: где-то здесь должен быть поворот на Железное.

— Уже? Железное? Ваня, Железное?

— Оно, оно, Маша.

— Э! Иван Филимонович. А у тебя права с собой? Стоп, стоп!

— Да с собой, с собой. Вот, — оттопырил Краев карман толстовки.

— Все равно тормози. Дальше сами поведем. Вдруг — ГАИ.

— В полночь? В Железном? Автоинспектор? Не смеши, Ромка. Ты ж работал здесь в прошлом году и видел, сколько у нас инспекторов. Нет уж, сделай милость, дай по родимой улочке на путней машинке с шиком прокатиться напоследок.

— Да кто нас видит, все село спит, ни огонька не мигает.

— Это не важно. Люди не увидят — земля скажет. Скажет: Ванюха-то Краев с Марьей позавчера пешком в новый совхоз ушли, сегодня на новой машине оттуда за барахлом своим прикатили! Это, брат, если хочешь знать, тоже своего рода политика. А?

— Да газуй, газуй, жалко, что ли, нам.

В Железном даже по узкой улице дорога ухитрялась петлять. Иван то выжимал, то отпускал педаль сцепления, не переставая крутил баранку, делал перегазовку; МАЗ нервничал, злился на тесноту, на рытвины, на черепаший ход, дергался, рыкал, косил фарами, просвечивая насквозь дома и домишки то левого порядка, то правого, то упирался рогами буфера в какой-нибудь хлев и готов был разнести его по жердочкам. В окнах заколыхались и поползли по ниточкам, заморщились мертвенно-бледные занавески, распахивались створки, залаяли собаки.

— Зашевелились, байбаки! Ну скажи, не сурки, все поголовно спят, ни гармошки, ни балалайки нигде. Дай-ка я остальных разбужу. — Ромка потянулся к кнопке сигнала, но Мария перехватила его руку на полпути и давнула вниз.