Законы войны - [38]

— Не делайте вид, что вам неизвестна эта женщина. Вас видели в ее дворце и не раз! Вы и сейчас туда направляетесь.

— Дворце? Ах, да, понял. Сударь, а вы уверены в том, что имеете право спрашивать?

— Если я спрашиваю вас об этом, значит, я имею на это право!

— Сударь, если вы не потрудитесь сменить тон, здесь не найдется желающих отвечать на ваши вопросы…

Вместо ответа — Наследник выхватил пистолет…

Как я уже говорил, пистолет у меня был — на входе в участок меня не потрудились обыскать. Это был короткий шестизарядный Смит-Вессон калибра триста пятьдесят семь магнум с титановой рамкой, заказным стволом всего в полтора дюйма длиной и спиленным курком. И рука уже была на рукоятке… вот только что прикажете делать? Стрелять в наследника Бухары? Рискуя тем, что и здесь — польется кровь: право же, я видел ее достаточно, что бы рисковать еще раз, пусть даже мне придется оставить на кон свою собственную жизнь. И не столь же безумен наследник Бухары, чтобы стрелять в меня?

Или все же достаточно безумен?

— Послушайте. Что. Я. Вам. Скажу — сказал наследник, четко выговаривая каждое слово — это не ваша земля. И вам здесь делать нечего. Уносите отсюда ноги и забудьте сюда дорогу. Здесь нет ничего вашего. Я все сказал.

Рискнуть?

— Хочешь стрелять?

Шаг вперед.

— Стреляй.

Еще шаг. Пистолет упирается почти что в лоб. Пистолет хороший — Зиг Зауэр 228 или 229, рекомендован для ношения вне строя.

— Ну?

Идиот… Это я ему — не понял, теперь извини. Резкий шаг вперед и в сторону — теперь, он не сможет выстрелить мне в лоб, даже если очень захочет — пистолет где-то на уровне моего уха. Левой рукой, получается, что и плечом — фиксирую пистолет, правой — как следует в горло, удар называется «Клюв сокола», по моему, за него на ринге немедленная дисквалификация, но здесь — не ринг. Оглушительно гремит выстрел, оставляя неприятный звон в ушах. Еще одно движение — и «наследник», не выдержав боли, выпускает пистолет, он глухо стукается об пол. Звон в ушах, кислый запах порохового дыма и злость на весь мир.

— Слушай сюда, обезьяна. Это твоего здесь — давно уже ничего нет, все давно наше. Все, что твое — это твой церемониальный наряд и доля, которую мы платим тебе, чтобы добывать нефть и газ. Но знай свое место, гнида. Мы захотим — и завтра твой сраный эмират не найдут ни на одной карте, понял?

Отступаю. Пинаю пистолет, так чтобы он закатился под стол — пусть ползает на карачках и достает. Немного унижения — лишним не будет.

— Адьюс, амиго. Возьми несколько уроков этикета. Подойдешь еще раз к моей жене — это я выделил тоном — или к моему сыну — закопаю, тварь.

Спокойно выхожу из участка. Сажусь в машину. Бросаю взгляд на Феррари… чисто мальчишеское желание сделать что-то плохое — но делать этого нельзя. Слова одного британского джентльмена — мы должны быть безупречно вежливыми хотя бы для того, чтобы отличаться от черного народа. Вот и я — должен чем-то отличаться от этого кретина.

Полиция? Да пусть попробует…

Сдаю назад — и с пробуксовкой доворачиваю машину на дорогу. Впереди — только два дня, и я намерен прожить каждую минуту сполна. Никакая мразь не испортит мне общение с Люнеттой и сыном. Даже — наследник Бухары…

Афганистан, Кабул

Шах ду Шамшира

21 октября2016 года

Приметы последнего времени…

Злоба, подозрительность, страх, недоверие. Мир, расколовшийся на две части — один, стремительно идущий в двадцать первый век, с его космическими полетами и освоением планет, и второй, стремительно тонущий в пучине оголтелой злобы и дикости, мракобесного средневековья. Мир раскололся на две части, невидимые линии разлома пролегали по континентам и странам., только вот линии эти — не увеличивались, как и было положено при разломе, и половинки бывшего целого — не отходили друг от друга, а наоборот — стремились друг к другу, сходясь все быстрее и быстрее на контркурсах. Вопрос был в том, кто и что уцелеет при столкновении.

Их было двое. Одного звали Саша, но он был осетин, а не русский, а другого звали Зураб, но он то как раз считал себя русским. Потомок грузинских дворян, родившийся в Москве и в юности — победивший на лицейском конкурсе поэтов. Но так получилось, что поэтам в новом мире было некомфортно и неуютно — и Зураб пошел в армию, где и встретил осетина Сашу, который готовился к службе с детства. Как то так получилось, что они нашли общий язык, чистый «ботаник» оказавшийся неплохим стрелком и гениальным «вторым номером», наизусть помнящим десятки баллистических таблиц — и потомственный военный в шестом поколении, не представлявший себе какую-то иную карьеру кроме армейской. Возможно, дело было в том. что выросший в городе Зураб тосковал по горам, а Саше — было что рассказать о них — ведь он в них вырос. Как бы то ни было — теперь они составляли единое целое. Точнее — отдельную снайперскую, разведывательно-диверсионную группу специального назначения парашютно-десантных войск, подчиненную командиру второго батальона, триста сорокового парашютно-десантного полка. В отличие от обычных пехотных частей — парашютисты имели отдельные, выведенные из состава подразделений снайперские группы уже на уровне батальона. Каждому командиру батальона — непосредственно подчинялись пять таких групп.