Законный брак - [76]

И все же, когда речь зашла о том, чтобы поехать в Камбоджу в одиночестве на пару дней, я заговорила об этом с осторожностью, которая удивила даже меня саму. Несколько дней я никак не могла найти верный подход. Не хотелось, чтобы это выглядело так, будто я прошу у Фелипе разрешения, – это выставило бы его в роли хозяина или родителя и было бы несправедливо по отношению ко мне. Но я также не могла просто подойти к этому добрейшему, заботливому человеку и поставить его перед фактом, что еду в Камбоджу одна, хочет он этого или нет. Тогда я стала бы капризным тираном – а это несправедливо по отношению к Фелипе.

Проблема была в том, что я разучилась делать такие вещи. До встречи с Фелипе я жила одна довольно долго и привыкла сама составлять свое расписание, не учитывая чужих желаний. До недавнего момента наших отношений в силу внешних ограничений (а также благодаря тому, что мы жили на разных континентах) довольно много времени мы проводили по одиночке. Но теперь, после свадьбы, нас ждала совсем другая жизнь. Теперь мы все время будем проводить вместе, и с этим совместным существованием появятся новые ограничения – потому что брак по сути своей ограничивающее явление, он создан, чтобы приручать. Брак похож на растение-бонсаи: это дерево, но оно в горшке, корни и ветки у него подрезаны. Бонсаи, между прочим, может жить веками, и его неземная красота находится в прямой зависимости от своевременного подрезания веток. Однако его нельзя спутать со свободно вьющейся лианой.

Прекрасно рассуждал на эту тему польский философ и социолог Зигмунд Бауман. Он считает: когда современным парам внушают мысль о том, что можно получить всё сразу – и близость, и независимость, – им просто морочат голову. Нашей культуре как-то удалось внушить нам ошибочное представление, что, если привести в порядок свои эмоции, каждый из нас сможет наслаждаться в браке незыблемым постоянством и вместе с тем не чувствовать никаких ограничений и пут. Волшебное слово, которое приходит на помощь – и которое в наши дни стало почти фетишем, – «равновесие». Почти все мои знакомые только тем и занимаются, что с отчаянным упорством ищут того самого равновесия. Все мы стремимся к тому, пишет Бауман, чтобы наши отношения «наделяли нас силой, не лишая силы; вдохновляли, не вызывая апатию; дополняли, не обременяя». Но что, если это стремление нереалистично? Ведь любовь почти по определению своему ограничивает. Любовь сдерживает. Огромную свободу, которой наполняется наше сердце, когда мы влюблены, можно сопоставить лишь с огромными ограничениями, которые за этим неизбежно следуют. Трудно представить более свободные отношения, чем у нас с Фелипе, но, пожалуйста, не обманывайте себя: я ни на минуту не забываю о том, что этот мужчина принадлежит мне и только мне; пока остальное стадо гуляет, он надежно привязан в загоне. Его энергия (сексуальная, эмоциональная, творческая) тоже по большей части принадлежит мне, а не кому-либо еще – она даже ему теперь не принадлежит полностью. Он обязан сообщать и разъяснять подробности даже самых неинтересных аспектов своей жизни, обязан хранить верность и быть постоянным. Это вовсе не значит, что я надела на него ошейник с радиомаячком, но не сомневайтесь – теперь он точно принадлежит мне. А я ему – в той же степени.

Но это и не значит, что я не могу поехать одна в Камбоджу. Однако теперь перед отъездом я просто обязана обсуждать свои планы с Фелипе – и он бы сделал то же самое на моем месте. И если он будет против моего желания путешествовать в одиночестве, я могла бы с ним поспорить, но все равно надо хотя бы выслушать его возражения. Если он станет возражать слишком настырно, я могу так же настырно не повиноваться – однако надо понимать, в каком случае можно уступить, а когда нет, и то же самое касается Фелипе. Ведь если он будет слишком часто противиться моим желаниям, нашему браку быстро придет конец. С другой стороны, если и я буду постоянно требовать раздельного времяпровождения, брак долго не протянет. Поэтому это очень тонкий момент – оказание взаимного, незаметного, почти нежного давления. Из уважения мы должны научиться ограничивать друг друга и предоставлять друг другу свободу как можно более осмотрительно, но никогда – ни на секунду – нельзя забывать о том, что мы всё же несвободны.

Поразмыслив хорошенько, я подняла камбоджийскую тему как-то за завтраком в Бангкоке. Я до абсурда тщательно подбирала слова, используя такие туманные выражения, что бедняга Фелипе не сразу понял, о чем речь. Щедро сдобрив свою тираду чопорной вежливостью и обилием вводных слов, я наконец смущенно попыталась объяснить, что, хотя очень люблю Фелипе и сомневаюсь, стоит ли оставлять его в одиночестве в столь неопределенный период нашей жизни, мне… очень хочется увидеть храмы Камбоджи… и раз уж древние развалины так утомляют его, не будет ли лучше, если я поеду одна? Ведь нам не повредит провести несколько дней по отдельности, учитывая, сколько стрессов приносят наши путешествия?

Когда наконец до Фелипе дошло, он положил кусочек тоста на тарелку и воззрился на меня с откровенным изумлением: