Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь - [45]

Вскоре нас загнали в "Столыпины” и отправили на Дальний Восток. Путь был неблизкий, но никаких происшествий не было: наша "чертова дюжина” отдыхала, давая успокоиться окоченевшим костям. Мы несколько оклемались, только были худы и грязны. По дороге, на задворках товарной станции г. Семипалатинска, наш состав рабов социализма был отправлен в баню, построенную как для скота, сразу на несколько сотен человек. Вместо мыла нам налили в руки немного какой-то грязной жижи. Кое-как смыв с себя материковую грязь, мы продолжили свой путь в печально известную бухту Ванина — работорговый двор социализма. Двор утопии в утопическом коммунизме.

Как тут не вспомнить знаменитую песню заключенных тех времен, песню о Ванинском порту.

ВАНИНСКИЙ ПОРТ

Я помню тот Ванинский порт.

И крик пароходов угрюмых.

Как шли мы по трапу на борт

В холодные мрачные трюмы.

2

От качки стонали зека.

Ревела пучина морская,

Лежал впереди Магадан

Столица колымского края.

3

Не крики, а жалобный стон

Из каждой груди вырывался.

Прощай навсегда материк,

Ревел пароход надрывался.

4

Будь проклята ты, Колыма,

Что названа черной планетой.

Сойдешь поневоле с ума,

Оттуда возврата уж нету.

5

Пятьсот километров тайга,

Где нет ни жилья, ни селений.

Машины не ходят туда,

Бредут, спотыкаясь, олени.

6

Я знаю, меня ты не ждешь

И писем моих не читаешь.

Встречать ты меня не придешь.

А если придешь — не узнаешь.

7

Прощайте и мать, и жена,

И вы, малолетние дети,

Знать горькую чашу до дна

Придется мне выпить на свете.

8

По лагерю бродит цынга.

И люди там бродят, как тени.

Машины не ходят туда.

Бредут спотыкаясь олени.

Наконец-то наш "экспресс” прибыл в бухту Ванино.

Началось распределение живого товара. Система лагерей Ванино разделялась на несколько зон. Заключенные распределялись там следующим образом:

а) зона политическая

б) зона воров-законников

в) зона сук

г) зона "махновщины”

д) зона "красных шапочек”

е) зона беспредельников и еще многие другие.

Эти красочные названия говорят вот о чем: я опускаю зону сучни, так как об этом уже рассказывал, скажу об остальных. "Махновщиной” именовались те, кто провинился перед предыдущими; "красные шапочки” — грешны были и перед "махновщиной”, а уж "беспредельники” — это прошедшие все упомянутые зоны, не удержавшиеся там, изгнанные, сбежавшие и т. п.

Первым делом заключенные проходили медицинскую комиссию: ноги, руки, зубы, ребра, задница… Людей проверяли, как рабов перед аукционом. Когда подошла наша очередь, врачиха, проверявшая нас, возмутилась:

— Откуда вы взялись, из какого гроба выскочили? Отправить бы вас обратно — нам такой товар не нужен…

Дело было серьезное. Я понял, что нас вполне могут отсеять и отослать назад. Этого мы бы не пережили. Я нагнулся над нею и негромко произнес:

— Если осталось в вас хоть капля человечности, вы нас не отправите. А я даю вам слово, что недели через две-три мы придем в норму.

— Кто вы такой, собственно, к какой масти относитесь?

(Как я узнал позже, она уж знала понаслышке о "чертовой дюжине” из лагеря под Шихан-горой…)

— Я лично — вор-законник.

— А остальные?

— А остальные — пусть сами за себя говорят.

— Ну уж ладно. Иди к своим друзьям… Уверена, что они тебя откормят. Да… Видать, ты рыбка не простая, раз тебя так приморили!

Напялив обратно свои лохмотья, я вернулся в строй. Через несколько минут начали появляться и остальные, вышел и Бабочка. Нас повели к воротам так называемой 5-й зоны. Перед самыми воротами нас остановили, вторично раздели и обыскали. Вновь мы оделись. Тогда начальник, ведущий нас, сказал:

— Я вас всех предупреждаю заранее! При входе в зону вас ждут воры со всего мира. Если у кого-либо из вас есть хоть малейшие грехи перед ворами — вспомните! Пусть до революции, пусть хоть в детской колонии. Берегитесь, они узнают все, так что "грешникам” рекомендую в зону не входить…

Некоторые переглянулись — и отошли в сторонку. Таких, впрочем, оказалось немного. Оставшуюся группу завели в зону…

Нас окружила молчаливая группа, сверлящая нас настороженными взглядами. Все было, как и положено: лагерные старожилы встречают новичков, приглашают к себе в бараки, знакомят с обстоятельствами; я ведь и сам так поступал. Но от всего этого зависела моя будущая жизнь в лагере, и я хорошо знал об этом.

Бабочка и я держались вместе. Жалко, что Ханыги не было с нами. Законники пригласили нас в барак. Все те, кто сочли себя подходящими для такого приглашения, вошли. В бараке находилось несколько человек: кто сидел, кто лежал на нарах. На вошедших внимания не обращали. Я бегло осмотрелся, сделав для себя кое-какие выводы об аккуратности местных жителей. Тут мой взгляд упал на одного из присутствующих. Он смотрел на меня столь упорно, словно хотел прочесть всю мою подноготную. Я не выдержал.

— Что ты на меня свои зенки уставил, как будто я тебе за хату не уплатил?

— Откуда, земляк, будешь? — осведомился он с явным армяно-грузинским акцентом.

— Махачкалинский я.

— Давно сидишь?

— Пятый год пошел.

— Сейчас откуда привезли?

— Из Башкирии.

По его манере разговора я определил, что он армянин.

Подошли и другие жители барака. Завязался разговор. Я рассказал кое-что о нашем лагере. Ответив на первые вопросы старожилов, я обратился к армянину.