Закон — тайга - [17]

Нечто подобное было со мной в детстве. Я как-то вышла на улицу с яблоком, Аська, подружка, попросила откусить, я не дала. Тогда она сказала, что у всех жадных в животе заводятся червячки. Веришь, я почувствовала, что в моем животе что-то шевелится. Я бросила яблоко, завизжала на всю улицу и кинулась домой. Я бежала, а червячки шевелились все сильней. Бабушка ничего из моего объяснения не поняла, испугалась и устроила мне промывание желудка, но оно не помогло. Я тряслась и вопила, что из живота червячки расползлись уже по груди и по ногам. Бесновалась я до вечера, а вечером пришла с работы мама и сразу меня вылечила. Она сказала: «Ведь червячки заводятся у жадных, а ты не жадная. На вот тебе два яблока, одно съешь сама, другое дай Асе». Я сделала так и — сосущее ощущение как рукой сняло. В детстве многие неприятности устраняются с помощью вкусненького. А сейчас червячки меня сосут, сосут, но завелись они не в желудке, а в мозгу. Состояние — отврат. И знаешь что, ну его к черту. Я хочу о тайге.

Я проснулась и долго лежала с открытыми глазами. Вначале мне казалось, что снаружи такая темень, что не видно на расстоянии вытянутой руки. Я замечала, что в тайге и в горах, там, где тьма сгущается до осязаемости, такое бывает. Однако, глаза постепенно привыкли, и я стала различать крышу палатки, она была чуть сероватой. Значит на улице было ясно и назавтра можно было не опасаться снега. Я сразу представила: пыльно-серебристый Млечный Путь растекся с востока на юг, ковши Медведиц из звезд, по-осеннему сочных и холодных, острокрыший домик Цефеи, крестообразный Лебедь. Страшно далекие и страшно непонятные звезды. Они мерцают, будто смотрят на землю вприщур, старые снисходительные звезды. И мне вдруг стало не по себе от их вековечности и мудрости. У Сергея Орлова есть изумительное стихотворение «Его зарыли в шар земной». Наизусть я не помню, но речь о погибшем солдате. И есть строки, от которых меня знобит: «Ему как Мавзолей земля — на миллион веков, и Млечные Пути пылят, вокруг него с боков». Бессмертный человек в сонме бессмертных звезд.

Я никогда не задумывалась о смерти, мне она попросту представляется невозможной, такой же невозможной, как немощь и старость. Кажется, что к тому времени, когда придет мой черед, врачи изобретут что-то для вечной жизни. Проглотить это что-то, и здравствуй, пока не надоест. Нынешней ночью же я как-то до жути определенно ощутила свою мизерность и временность. Навсегда — только звезды, они меня встретили при рождении, они же проводят. Они встречали бронтозавров, мамонтов, будут встречать и провожать моих детей и внуков. Я представила себя неживой и заплакала, честное слово, заплакала. А когда плакала, почему-то стала прислушиваться к тайге. Наверное, потому, что днем она меня успокаивает. Она шумит ровно и сильно, будто поет. Ночью же этот ровный шум принимает различные оттенки, будто распадается на составляющие. Вот, начавшись на тонкой ноте, издалека доносится свист. Он нарастает, нарастает, поднимается, до пронзительности, близится, близится и пролетает над палаткой, уже обернувшись истошным воем, будто за кем-то гонятся, и тот, видя, что не уйти, заходится в предсмертном крике. Вдруг, совсем рядом, родился какой-то невероятный скрип, он обрушился на меня, придавил, и мне никуда не уйти от ощущения, что скрипит, визжит у меня в черепной коробке, над самыми глазами. Скрипит, визжит, дерет так, что я чувствую, как тяжелеют наливающиеся кровью глаза. Я знаю, что скрипят соприкасающиеся сучья лиственницы, вспоминаю даже, что на одной из них расположен наш магазин. И в то же время не могу отделаться от впечатления, что скрипит, надвигаясь на палатку, огромный каток, что если не рвануться, не убежать, то вот он — конец. Визжит, раздирает на части мозг, давит духотой, страхом, безысходностью. Задыхаясь, я разбудила Костю. Он положил мне на лоб руку, погладил по волосам, и я сразу успокоилась, поверила в его разумную силу, которая убеждает куда более надежно, чем наше самовнушение и утверждение себя земным пупом, который может подавлять, но никогда не сможет быть подавленным. Да, Таська, это здорово, что рядом — Костя.

Человек по природе своей красив, красив разумом, телом, духом. Но качества эти вроде ревнуют друг друга и соседствуют очень редко. И человек обычно живет в каком-то одном своем качестве и окружающие говорят: умен; или: красив; или: упорен. Остальные качества неярки. Человек живет, как притушенный пожар, кое-где язычки пламени пробиваются, но огневая сила ждет своего часа. Вдруг — любовь, и человек расцветает полностью. Дурнушка от любви хотя и не меняется лицом, но появляется в ней что-то такое, что не позволяет уже назвать ее дурнушкой. От любви она похорошела. Средний, казалось бы, человек вдруг обретает невероятное упорство, уверенную, яркую мощь; он может свернуть горы. Во имя любви. Если ты увидишь, что человек вдруг сразу во всем изменился, стал могуч и неожиданен, говори не задумываясь: любовь!.. О любви это я так, просто потому, что, когда вспоминаю Костю, приходят мне в голову мысли патетические и шальные.