Закон Талиона - [24]

Он щёлкнул пальцами. Повинуясь щелчку, выдвинулись из кустов или выросли прямо из земли крепкие ребята в добротном камуфляже. Особей десять. Вооружены бичами. Дато по опыту знал, на что способна такая плеть в умелых руках. А эти, похоже, умелые. А рожи-то! Глянешь разок на такие, и в любую Космическую целесообразность поверишь. Глаза пустые, безжалостные, как у упырей.

Стражники веры низко кланялись "отцу" и тут же скрывались в чаще. Поляна опусте-ла.

Дверь массивного дома открылась, и на высокое крыльцо вышел большой, грузный че-ловек в сером балахоне.

— А вот и местный пастырь, — пропел "отец Елисей".

Дато споткнулся, мысль об упырях не показалась столь уж дикой: на пороге стоял вор в законе по имени Багор, давным-давно похороненный всем уголовным миром. Захотелось осенить себя крестом, а ещё больше захотелось дёрнуть отсюда со всех ног.

Багор хмуро посмотрел на растерянного бывшего кореша, зловеще ухмыльнулся и за-говорил загустевшим от чифиря голосом:

— Не ожидал, басурман? То-то! То ли ещё увидишь. Заходи, — и, обернувшись к "бари-ну", — отец Елисей, всё ли в порядке?

— Всё отлично, отец Егорий, — ответствовал тот.

"Во как, кругом святые отцы, а мне чего здесь надо? А надо мне совсем маленько: биз-нес-план и бабки на его реализацию. Мне, в конце концов, тут не жить".

А Багор продолжал рассматривать Иллариона с непонятной жалостью, так, бывало, он рассматривал пойманную собачонку, перед тем, как освежевать и бросить в котёл.

Комната, куда они вошли, оказалась под стать хозяину: мрачная, серая, обставленная тяжёлой кустарной мебелью. Отец Елисей без лишних разговоров деловитым шагом удалил-ся куда-то по переходам, слышно было, как заскрипели ступени, и хлопнула дверь наверху.

— Размещайся, — буркнул Багор, указывая на лавку у стола, — перекусишь немного и за-одно меня послушаешь.

Инструктаж занял примерно с полчаса и свёлся к нескольким позициям: куда ехать; к кому на месте обратиться; кто даст деньги; как себя вести с серьёзными людьми на том мес-те; как принимать и передавать информацию и документы для Организации; всякие связи по мелочам.

— А теперь слушай, — сказал Багор напоследок, и Дато по тону понял, что сейчас про-звучит едва ли не самое важное, — Организация имеет имя "Алиф-Ламед-Ферт — Заря Лого-са". "Ламед" — серединная, осевая буква еврейского алфавита, то же самое представляет из себя буква "ферт" в Кириллице. Алиф же — начальная буква арабского. Они символизируют Истину — ось всего сущего. Кроме того, в кириллическом алфавите "ферт" ещё имеет число-вое значение — "полтысячи". Именно столько лун отмеряет наша община человечеству во спасение. Но это на поверхности, сакральный же смысл общинного имени не разглашается, да и не поймёшь ты его. Одно скажу: даже во сне не моги говорить о том, что здесь видел. Про меня вообще забудь — сгорел Багор, нету! Намотай, Дато, на свой рыжий ус и помалки-вай. Тебе выпала редкая удача, пользуйся. Поработаешь на святое дело, и сам в накладе не останешься. Не хочу пугать старого кореша, но, чтоб уберечь тебя от соблазна, скажу: об-щинники тебя, где хошь достанут. А это будет пострашнее ментов с прокуратурой. Усёк? Да не мотай башкой, вслух скажи!

— Усёк, а-а, о-отец Егорий.

Багор хищно оскалился, глаза вроде бы равнодушные, как у стражников веры, но страшные, и хотя Дато никакого взгляда сроду не боялся, ему сделалось неуютно. Был Ба-гор, как вор, а стал людоедом.

В это время послышались шаги, в горницу вошёл отец Елисей, одетый в точности та-кой же балахон, что и на Багре. Он бросил на колени Иллариону какие-то тряпки.

— Накинь рубище, пойдёшь с нами, посмотришь, послушаешь, а потом, помолясь, в путь.

В рубище, так в рубище. Илларион развернул широкое дерюжное покрывало с проре-зью для головы, не грязное, но очень пыльное, продел голову в дыру, чихнул и стал похож на огородное пугало. Ясное дело: за годы, проведённые на нарах, чувство брезгливости ста-новится непозволительной роскошью, но почему-то именно в этот момент оно напомнило о себе.

"Кажись, меня продуманно втаптывают в навоз. Интересно, что ещё придумали эти отцы?"

Багор, то есть — отец Егорий, не особенно чинясь, цепко ухватил Иллариона за локоть и подтолкнул к выходу. Дато, едва не открыв толстенную дверь лбом, вывалился на крыльцо, следом степенно вышли святые отцы.

Так вот для чего понадобилось строить такое несуразное возвышение. Теперь крыльцо стало чем-то вроде трибуны, с которой так удобно бросать в толпу лозунги и воззвания. Под трибуной уже бурлило море не море, а так — озерцо народу сотни на полторы — в основном молодые и среднего возраста мужчины и женщины, одетые в чёрт знает какие лохмотья. Да-то пригляделся. Лохмотья не так уж давно были вполне приличными пиджаками, рубашка-ми, штанами и куртками, сохранившими признаки фасонистости, но сейчас одёжка заско-рузла от грязи — не всякий бомж рискнёт напялить на себя вот такую, пропитанную болот-ной сыростью робу.

Собравшиеся у подножия люди, казалось, не замечают убожества и неудобства своих одеяний. На устремлённых вверх лицах написано блаженство; в глазах светится истовая, фанатичная вера и ожидание чуда; из толпы слышится звериное поскуливание — никакого намёка на нормальную человеческую речь.