– Дамы и господа присяжные. ВЕСЫ ПРАВОСУДИЯ! – кричит он.
Ну поехали.
– Вы наверняка знакомы с этой концепцией и видели саму изящную Фемиду с весами на крыше Королевского суда Лондона. Но задумывались ли вы об этих весах? О том, что они значат? – Скайлар по-доброму улыбается. – Что ж, дамы и господа, позвольте вам рассказать…
Я очарована его речью. Присяжные в восторге – какой контраст с нудятиной Долуса, которую они выслушивали целых пятнадцать минут.
Умно́. Суть вот в чем: чаши весов символизируют обвинение и защиту. Под тяжестью улик чаша может опуститься, но баланс восстановится с помощью защиты. Человека осуждают лишь тогда, когда одна из чаш явно перевешивает другую. Только Скайлар не говорит об этом прямым текстом, нет-нет. Чтобы проиллюстрировать свои слова, он держит руки вытянутыми, а потом резко опускает. Одна женщина в первом ряду даже вскрикнула – так она была поражена. Но присяжным нравится. Они ловят каждое слово Ричарда. Долусу остается лишь недовольно пыхтеть. Скайлар не затягивает речь, быстро напоминает об имеющихся уликах и снова возвращается к своему представлению.
– Итак, дамы и господа, чтобы признать мистера Эштона виновным, вы должны быть УВЕРЕНЫ, что он совершил это преступление. Даже если вы думаете, что он, ВОЗМОЖНО, его совершил, то необходимо счесть его невиновным.
Присяжные переводят взгляды со Скайлара на мистера Эштона, которому, похоже, не слишком уютно на скамье подсудимых.
– Я не говорю, что этот человек невиновен! – с драматизмом вещает Скайлар, указывая на мистера Эштона, который уже выглядит одновременно напуганным и разгневанным. – Однако весы правосудия ТРЕБУЮТ, чтобы вы рассмотрели все улики по данному делу и исполнили свои обязанности присяжных. А улики даже БЛИЗКО не назовешь достаточными, чтобы избавить вас от разумных оснований для сомнения. Вы должны принять во внимание весы… – Скайлар снова вытягивает руки в стороны, – и найти ответчика невиновным.
Ричард медленно садится. Вот это представление! Хочется аплодировать. Говорят, барристеры – те же актеры (только без карточки профсоюза), и теперь я готова в это поверить.
– Да, спасибо, мистер Скайлар. Боже мой, ну и ну, – произносит судья.
Присяжные уходят в 15.30. Долус ловит Скайлара перед залом суда.
– Совсем отчаялся, Скайлар? Давненько не слышал эту речь.
– Она припасена для особых случаев. Никогда не подводит, – отвечает Скайлар с некоторой надменностью.
Надеюсь, речь и правда поможет.
– Я уж думал, ты прибегнешь к услугам своего стажера. Продемонстрируешь присяжным танцы, которым она научилась на Ибице, или стянешь с нее мантию, чтобы отвлечь народ блестящим бикини? – глумится Долус.
Скайлар награждает его убийственным взглядом, а затем с фальшивой улыбкой, на удивление удачной для мужчины, заявляет:
– Джин, это абсолютно неприемлемо. Подобная легкомысленная выходка прикончит судью Уилкинсона – в его-то возрасте. А вот судья Брюс… другое дело. Аманда, что скажешь?
– О, я не прочь вернуться к карьере танцовщицы ради него. В следующий раз обязательно рассмотрим такой вариант, Ричард, – с сарказмом подхватываю я.
Долус явно удручен тем, что его подколка совсем нас не задела. Еще больше его бесит, что я и Скайлар – отличная команда, что мы поддерживаем друг друга. Он вытаскивает Марти из здания суда, а я остаюсь в полном изумлении размышлять над только что увиденной сценой.
* * *
– Как насчет кофе? – с надеждой предлагаю я, желая расспросить Скайлара о его легендарной речи и сделать кое-какие заметки.
– Давай побудем здесь, вердикт не заставит себя ждать. В пятнадцать сорок пять мы уже вернемся.
– Вы так уверены?
– Утром я еще сомневался… но теперь да, уверен.
Ого, как интересно вышло с этим безнадежным делом.
Мы сидим в зале отдыха для адвокатов с видом на реку Тайн. Дождь закончился, выглянуло солнце. Через огромные окна льется яркий свет. Я подхожу поближе, чтобы полюбоваться.
– Аманда, э-э, меня попросили напомнить тебе кое о чем, что некоторым образом связано с нашей утренней беседой.
Я отвечаю сердитым взглядом, со страхом ожидая продолжения речи.
– Так вот, напоминаю – в суде необходимо убирать волосы, – серьезным тоном заявляет Ричард.
– Что, простите?
– Волосы, под париком. Их нужно «подбирать» вверх. Нельзя, чтобы они спускались по спине.
– Правда? Я завязываю их так, чтобы не было видно спереди.
– Послушай, Аманда, я, мужчина, в таком не разбираюсь, но некоторые женщины из конторы обратили на это внимание. Надо исправить, – вздыхает Скайлар.
– Неужели? Они, случайно, не брюнетки? – обвиняющим тоном осведомляюсь я.
– Какая разница? Почему ты так зациклена на брюнетках?
– Потому что я каждый день вижу в суде брюнеток, у которых волосы торчат сзади из-под парика, и никто ничего им не говорит. У Анжелы, например.
Скайлар смотрит на меня как на сумасшедшую.
– Знаете, что это такое? Это блондизм. То же самое, что и расизм.
– Нет такого слова, Аманда… – возражает Скайлар, едва не рассмеявшись. Он надо мной точно издевается.
Ну класс.
– А должно быть, потому что проблема-то существует. И нет, я не стану убирать волосы, если правило не распространяется на всех. Видимо, женщин берут в эту профессию, только если они не выделяются из толпы… то есть имеют темные волосы, – громко возмущаюсь я.
