Закон палаты - [46]
— Не торопись, — жутким шёпотом руководил Костя. — Взгляни, нет ли на дороге кого…
Пока Жаба вглядывался в чернильную ночь за окном, пытаясь справиться с головокружением, спустил ноги с постели Поливанов. В правой руке его были зажаты напильник и кусачки, левую он никак не решался оторвать от спинки кровати. Голые его пятки робко нащупывали пол.
Настала страшная, погибельная тишина. Лишь где-то далеко на краю посёлка стучал движок да лаяла собака. Поливанову казалось, что сердце его вот-вот разорвётся.
Жаба всё выжидал чего-то, лёжа на подоконнике и крутя головой по сторонам. Все чувствовали, что время уходит.
— Ну, прыгай же, прыгай, дурак, — просипел Костя.
В ту же минуту послышались торопливые шаги. Ганшин едва успел выдавить задушенным голосом: «Атанда!» Кто-то шёл по коридору, быстро приближаясь к седьмой палате. Мгновение — и шаги уже у двери. Щёлкнул выключатель: палату затопило нестерпимо ярким электрическим светом.
— Что здесь происходит? — воскликнула Евгения Францевна.
Она влетела в палату из тёмного коридора и ещё сама щурилась от света, оглядывая ряды смятых, растерзанных постелей. Игорь кое-как прикрылся простынёй, но Жаба не успел добраться до своей кровати и рухнул прямо в ногах у Гришки. В повисшем на одном плече одеяле, в белой, распахнутой на груди рубахе, он лежал поперёк чужой постели, зажмурив глаза, и хотел притвориться спящим. Костя ещё в темноте успел передать мешок Севке, шепнув ему, чтобы тот спрятал его в свою тумбочку, и укрылся с головой одеялом.
Это была катастрофа.
Через пять минут в палату уже вбежала вызванная Евгой из дежурки Ольга Константиновна. Ашота не нашли, послали нянечку на квартиру за Марией Яковлевной, и она тотчас явилась.
В палате горел полный свет. Со всех по очереди сдёргивали одеяла, проверяли фиксаторы и вытяжение. Обнаружили и отобрали две холстинных самодельных сумки с сухим хлебом и горбушками. Только инструменты удалось спасти под матрацем у Игоря.
Жабу отнесли на его постель и долго ещё обыскивали и приводили в порядок. Он заревел, размазывая кулаками слёзы по щекам, и зло огрызался на расспросы. Его поставили к печке, поменяв местами с Зацепой, и крепко привязали подножниками и кольцами.
— А теперь, дети, постарайтесь спокойно заснуть. Завтра будем разбираться во всём, что здесь случилось, — сказала своим унылым, чуть в нос голосом Мария Яковлевна, оставляя трепет в душах.
И Евга погасила свет.
— Жаба засыпался, факт! — сказал в темноте среди полного молчания Костя. — Но Гришку и меня, чур, не выдавать. Закон палаты… Кто предаст, пусть потом не жалуется…
Никто ему не ответил. Поливанов слушал, как тихонько скулит у печки Жаба.
«Утро вечера мудренее», — говорила всегда мама, — вспомнил вдруг Игорь. И неведомо почему это успокоило его. Не может быть, чтобы Костя не придумал завтра, как обвести вокруг пальца взрослых.
Глава семнадцатая
«РАСКАССИРОВАТЬ ИХ, РАСКАССИРОВАТЬ!»
Во время умыванья и за завтраком Оля была молчалива и предупредительна, как если бы все они внезапно тяжело заболели. Маруля бормотала под нос что-то невнятное:
— М-м-м… На север гулять холодно… Там погода.
— Что, что, Маруля, какая погода?
— Я разве что сказала? А ничего не сказала. Лежи, не балуй, и якши будет…
А дальше всё напоминало большой обход. Внесли два стула — для Ашота и Марии Яковлевны. Ольга Константиновна присела на краешек Гришкиной постели, а Изабелла встала у печки, сцепив руки за спиной, сдвинув в шнурок чёрные брови.
Ничем не обнаруживая своего волнения, ровным врачебным голосом, будто диктуя историю болезни, Ольга Константиновна объявила, что вчера, в половине десятого вечера, в санатории имело место чрезвычайное происшествие. Она рассказывала то, что все уже хорошо знали, но при этом выбирала такие слова, что у ребят мурашки по коже побежали. Выяснилось, что, сговорившись заранее, группа больных детей, нарушив все правила режима, вставала с постелей и по некоторым признакам пыталась покинуть стены палаты. Жабин был обнаружен на подоконнике, у Митрохина, Поливанова и Фесенко оказались не в порядке фиксаторы, было сорвано вытяжение… К тому же в особых самодельных мешках обнаружены значительные запасы засохшего хлеба, который в последние дни некоторыми из поименованных выпрашивался на добавок.
— Этот вопиющий случай, несомненно, результат педагогической недоработки. Дети, виновные в происшедшем, должны быть строго наказаны, а персонал отделения сделает для себя серьёзные выводы, — заключила Ольга Константиновна и ищущим одобрения взором поглядела из-под очков с железными дужками на директора.
Палата сокрушённо молчала.
— Тэ-эк-с! — сказал с расстановкой Ашот и медленно обвёл глазами аккуратно заправленные постели с ровными полосками простынок на груди. Перед ним лежали тихие ангелы с потупленными ресницами. Но эта идиллическая картина лишь распалила его гнев.
— Дэти! Вы в силах понять, что надэлали? (Накаляясь от собственного красноречия, Ашот начинал говорить с акцентом.) Я вам скажу, как это называть. Это — врэдительство! Это — бандитизм! Враги, шпионы, закинутые в наш тыл, портят станки, поджигают амбары с зэрном… А вы… Разве это рэбёнок? — И он ткнул указательным пальцем в сторону Жабы. — Мы его лэчим, а он губит рэзультат нашей работы. Кто так поступает? Врэдители. Врэдители, вот вы кто! Всэх выпишу из санатория! Убирайтэсь, куда хотыты!
