Закон Ордена - [60]

– Да, мы не то чтобы друзья, – согласился Кестель.

– Два условия: никто не должен знать о нашей встрече и никто не должен знать, о чем мы договорились.

– Собственно, это одно условие, – кивнув в знак согласия, добавил Кестель. – Но с чего бы генеральша хунг вздумала мне помогать? Что я должен сказать ей?

– Ничего не говори – но продемонстрируй свои таланты.

– Какие таланты?

– Те, благодаря которым мы с тобой разговариваем, – пояснил Бон.

– И это убедит ее?

– Завтра ты не придешь под башню. Ты приходил уже трижды – но никто об этом не знает и не должен узнать.

– Кто именно имеется в виду под этим «никто»? – осведомился Кестель.

В черных глазах Бона промелькнуло пламя, и его лицо будто осветилось огнем.

– Имеются в виду те, кто может связать лично с тобой и со мной это знание. И те, кто может посчитать, что женщина в башне еще что-то значит для тебя. Потому ты начнешь искать мозаику только через три месяца, не раньше. Три месяца ты будешь пить, буянить и трахать девок – в общем, жить так, как жил когда-то. Расскажи всем о том, что твоя любовь была ошибкой и ты не собираешься умирать за нее. Любовь – это почти всегда ошибка. Люди с легкостью поверят тебе. И лишь когда минует три месяца, и ни днем меньше, ты отправишься на поиски.

– Эти «никто», похоже, могут многое.

– Очень многое.

– Ты говоришь загадками.

– Это в обычае у драконов, – заметил Бон. – Ты рассказывал кому-нибудь о том, что ходил к башне?

– Здешним корчмарям. Но они не выдадут.

– Больше никому об этом, даже хунг. Запомни: ты никогда не ходил биться с драконом, они тебя приводят в ужас. Люди подумают, что ты трус, слабосильный, способный только убегать. Именно это тебе и нужно. Держи свои таланты в тайне.

– Дай мне гарантии того, что ты сдержишь слово, – попросил Кестель.

– Слово дракона. Ты должен мне поверить, иначе будем драться до бесконечности, без всякой надежды для нас обоих.

– Это не гарантия.

– Ты говоришь так потому, что ничего не знаешь о драконах, – заметил Бон.

Следующую минуту Кестель молчал, бессмысленно уставившись в пустую чарку, а Бон сидел неподвижно и не издавал ни звука.

– Я согласен, – сказал Кестель.

– Замечательно! Я рад тому, что нам уже не придется сражаться.

Бон встал и пошел к выходу, но у дверей обернулся.

– Когда отдашь мне мозаику, я впущу тебя в башню. Тогда сделаешь, что захочешь, и твоя девушка… она тоже сделает, что захочет. Но знай: то, что ты увидишь в башне, может тебе не понравиться.

– Что ты сделал с ней?

– Я ничего с ней не делал. Но то, что ты увидишь в башне, тебе точно не понравится. Я хочу быть честным с тобой и потому говорю уже сейчас.

– Ты точно ничего не сделал с ней?

– Точно. Кестель, я даю слово: с ней не случилось ничего плохого. А если что и есть ценного и крепкого на этом свете, так это слово дракона. Потому повторяю еще раз: тебе не понравится увиденное. Потому если хочешь отказаться от нашего соглашения – откажись сейчас.

Бон отвернулся и вышел, теперь уже без колебаний. Женщина в маске последовала за ним.

Кестель остался сидеть. Его сердце будто сжали в кулаке.

Ту ночь Кестель слонялся по городу, погруженному в ночной мрак. Желание поспать так и не пришло, Кестель вернулся к знакомой корчме, чтобы начать там трехмесячный кутеж, но оказалось, корчма уже не работает. Она не обанкротилась за несколько прошедших часов, но подчистую сгорела. В городе говорили, что ее проглотил огонь.

Кестель вспомнил слова Бона и подумал о том, что дракон очень серьезно относится к заключенной сделке. Уже не осталось ни единого свидетеля их разговора – ни живого, ни даже стен. Не осталось никого, кто мог бы догадаться о походах Кестеля к башне.

Было жалко старых корчмарей. Они заплатили страшную цену за свою доброту. Наилучшие поступки бывают причиной наигорших несчастий. Кестель страшно разозлился на Бона.

Но ведь тот лишь исполнил обещанное. Бон сказал, что никто не знает и не должен узнать – и вот тебе. И лучше ему, Кестелю, тоже исполнять обещанное.

Свинопаса воскресил уж точно не Бон. Он уж точно будет держаться поодаль, пока Кестель не соберет мозаику. Дракон знает, что Кестеля нельзя убить.

Но кто же тогда?

Он подумал о маге, идущем за Алией.

«Тебя ожидает страшная судьба – страшней смерти».

Но что страшней настоящей смерти, когда раз – и навсегда?

Глава 21

Вдверь постучали, и Кестель обернулся. Кто это? Дунтель?

Женщина.

Темный плащ, перчатки из рыбьей чешуи, маска трески на лице. Кестель уже где-то видел эту маску. Он поднялся и встал так, чтобы быть неподалеку от меча.

Женщина сняла маску.

– Виана! Наконец-то.

– Моя вина. Я проворонила твой приход в Арголан. Я и представить не могла, что ты управишься так быстро.

– Я шел через…

– Я знаю, – сказала Виана. – Теперь уже знаю.

Одежда вся покрыта пылью, лицо усталое, измученное, постаревшее, под глазами круги.

Следом зашли двое воинов, старик и молокосос. Молодой обвел взглядом комнату, затем бессмысленно уставился на Кестеля.

– Это Парс, он всегда очень бдительный, – с легкой улыбкой пояснила Виана. – Мильксоана ты знаешь.

Охранники Вианы, пусть и без мечей. Княжеский эдикт под страхом смерти запрещал хунг носить оружие. Зато под плащами у них были особые доспехи, покрытые выделениями подземного жука, надежно защищающие от почти всякого острия. Ради этого «почти» в войну с хунг приобрели популярность длинные тонкие стилеты. Но эдикт ничего не говорил про доспехи.