Заколдованное счастье - [3]

Ты мог послать на мост меня —

На страшное и вечное.

И все же сам

В разгар огня

Ушел тропой приречною.

Ушел,

Чтоб я остался жить:

Довоевать и долюбить…

С тех пор,

Василий, побратим,

В тяжелый час

И светлый миг

Всё помню тяжкие пути,

Что наперво душой постиг,

И твой последний,

Главный бой, —

Он стал мне клятвой

И судьбой,

Стал радостью и маетой!

Тот бой несу,

Что крест литой,

Как взрыв,

В душе упрятанный,—

Кровавый,

Незапятнанный!

НАЧАЛО

Деревни вдоль реки,

Как поезда,

С проулками,

С ольховым ломким тыном…

Мне по душе

В вагонах тех езда.

Но, кажется,

Я снова опоздал:

Прослыл в своем селенье

Блудным сыном.

Но в чем моя вина?

Безус, простоволос,

Из дома бросился,

Что из вагона,—

И кубарем скатился

Под откос.

А поезд громыхал

По перегонам.

Я шел в огонь,

Вжимаясь в землю, полз,

От злости в голос выл,

Совсем по-бабьи.

Деревню,

Как потрепанный обоз,

Бросало, будто в пропасти,

В ухабья.

Что человек усердно натаскал,

Как муравей,

По бревнышку веками,

Подмял огнем

Орды откатный вал.

Попробуй вновь

Дома поднять руками!

На тех печищах

Бабы, старики,

Не изменив

Привычкам и заботам,

Ложили не венцы —

Смолистые венки,

Осыпанные, как росою,

Потом.

А я тогда

На Балтике служил

В заглавном чине

Старшего матроса.

На вахте потихонечку тужил

По августовским

Выбеленным росам.

И вот пришел

К началу всех начал:

Ходил на промыслы,

Пахал, ковал подковы.

И даже, каюсь,

Дедов поучал,

Как хлеб растить

И чем кормить корову.

Но до сих пор

В тот поезд не попал,

Который не подвластен

Расписанью:

То ль проскочил разъезд,

Иль попросту проспал

И на вокзал приехал

С опозданьем…

И тешусь только тем,

Что новая строка

Деревне-поезду

Подможет выйти в кручу,

Что стих прочтет земляк

Наверняка

И обо мне

Подумает получше.

«Открыли купавы лица…»

Открыли купавы лица

Навстречу восходу,

До света:

И ноченькою не спится —

В разгаре недолгое лето.

Июнь —

В полях расцветанье,

А это ведь что-то значит.

Они сошлись на свиданье:

Тихонько смеются и плачут.

На грешной земле,

Не в сказке,

На глине, что бомбы рвали,

На ржавой двурогой каске

Цветы молодые встали!

«Поет над родимым болотом…»

Игорю Григорьеву

Поет над родимым болотом,

Трубит журавлиная стая.

Сентябрь раскидал позолоту —

Ни счета,

Ни меры,

Ни края!..

А утро студено и мглисто,

Заря багровеет над логом.

И кличет

Вожак голосистый,

Бедует

Не птичьей тревогой.

Узнать бы,

О чем они тужат,

Какая их гонит неволя?..

Но встал —

И молчишь на разлужье,

Захлестнутый песней до боли.

«Здорово, Лайка, ласковая псина…»

Александру Васильевичу Александрову

Здорово, Лайка, ласковая псина,

Ну, что виляешь, мудрая, хвостом?

В такую новь

Пристала старь-кручина:

Мой зверь не твой —

Не заяц под кустом!

Его не шуганешь заливным лаем,

Не пуганешь —

Пали хоть сотню раз.

Не только ты —

И сами мы не знаем,

Откуда что навалится подчас.

Хоть, право, в век двадцатый не до скуки:

Он не скупится жару приподдать!

Но все ж нет-нет душа заломит руки,

Как будто время

Тело покидать…

И я в лесной сторожке —

Неспроста.

Но ты уймись,

Не радуйся напрасно,

И не дрожи от носа до хвоста, —

Что толку лаять,

Пусть и громогласно!

«Обветренный со всех сторон…»

Обветренный со всех сторон,

Был день, как день —

Не очень новый.

Швырялся стаями ворон

Над крышами закат багровый.

Под вечер ветер присмирел,

Устал, улегся по карнизам.

Но за горой уже горел

День новый

В сутемени сизой.

«Раскидался закат по земле…»

Раскидался закат по земле

Затуманенными медяками.

Октябриная роща во мгле

Мне призывно машет крылами.

Запоздалой отавой луга

Никого теперь не обманут.

Надивиться —

И вся недолга,

Будешь, нет ли потом упомянут.

Северик не на шутку печет,

Искрометит листвою шало…

Нам под сорок —

Да все не в счет:

Заворожены, как бывало.

Околдованные стоим

С глазу на глаз с вещуньей Русью.

Ничего-то не утаим,

Мы как есть — перед очи твои

С немотой, добротой и грустью.

Принимаем, что было, что есть,

Принимаем, рады не рады,

Понимаем:

Не сладко цвесть

В листопады и снегопады!

БЕСПОКОЙСТВО

Изба — избой, каких не мало

Стоит у пыльных большаков,

Какие Русь наоставляла

Еще от дедовских веков.

И что мне, что в избенке этой

О четырех косых углах?

И все же незажившей метой

Вдруг припечет, как на углях!

И снова вижу я окошки:

Они как матери глаза.

К ним полумрак мохнатой кошкой

Ползет, ознобом пронизав…

Мы поднялись в ином просторе:

Один — моряк, другой — пилот, —

На радость той избе и горе,

Благословившей наш полет.

Домой лишь изредка писали

И обещали каждый год

Родителям:

Нагрянем сами

На августовский огород.

Когда, случалось, приезжали:

С дороги — в баньку, и — к столу…

И в рамках под стеклом дрожали

Ребячьи грамоты в углу…

Мы, гости, спорили ночами,

Как жить да быть,

Чтоб наш колхоз

Из года в год дюжел плечами,

А не кренился под откос.

Но шумом не поможешь делу, —

На нем и воза не свезешь.

А осень знай себе звенела,

Тихонько осыпая рожь.

Не потому ль, что лишь советы

Мы щедро сыпали тогда,

Нам и теперь покоя нету,

Когда селом идет страда?

УЖИН

Вались, как сноп,

И до утра

Блаженствуй в росной роздыми,

Но щи духмяные с костра

Несут с приправой звездною.

И хочешь, нет —

                      усадят в круг:

Спеши повеселиться!..

Под звонкий ложек перестук

Пошла, пошла работа рук —

Испарина на лицах.

Кухарка потчует ребят,

Похваливает варево.

И лезет ложка наугад —

Соседу в миску…

— Эко, брат,

Со щей-то пораспарило!..

Роса шарахнулась с куста: