Заколдованная усадьба - [20]

Шрифт
Интервал

- Но для Оланьчука это было спасением,- вставил эконом.

- Повезло разбойнику. Несколько дней я еще продержал его на одной воде под арестом, а когда он пришел в себя, отпустил на все четыре стороны. Но заметьте,- воскликнул с гордостью мандатарий, дернув себя за чуб,- он еще не раз попадался мне в руки, и я, как говорится, дал ему почувствовать свою власть. Однажды…

- Ну, а Жвирский…- прервал его Катилина.

- Остался жив,- подхватил мандатарий, отказавшись от намерения поговорить о себе,- но шесть недель пролежал в постели. Что это было за несчастье, когда он стал набираться сил! Привыкнув к постоянному движению, к бурной деятельности, он и часу не мог пролежать спокойно. К счастью, в это время в усадьбе появился какой-то монах, собиравший пожертвования.

- Монах? - спросил Катилина.

- Да, то ли монах, то ли отшельник, во всяком случай в монашеском платье. Кому-то пришло в голову провести его к больному, авось тот развлечется. Монах охотно согласился. И как вошел в спальню, так и не вышел оттуда до самого вечера. На другой день он собрался было уходить, но барин опять целый день продержал его у себя. Так было и на третий, и на четвертый день. Словом, монах этот прочно прижился в усадьбе. Сначала он развлекал больного разговором, потом стал читать ему всякие книжки, и, что удивительно, староста, всегда как огня боявшийся печатного слова, слушал его все с большей охотой. Монах ни на минуту не отходил от его постели, и, когда начинал читать или разговаривать, в комнату никого не впускали. В усадьбе это не понравилось, но худого в том не видели. Так он пробыл при больном две недели, а потом исчез, будто его и не было. Жвирский поднялся с постели, снова принялся за хозяйство. И тут все опешили! Не узнать было человека, его точно подменили. Тот, кто видел и слышал его в первый раз после болезни, не верил глазам и ушам своим. Прежний волк словно чудом переменился в ягненка, сокол стал голубем.

- Скажите пожалуйста! - невольно воскликнул Катилина.

- Да, да, ваша милость.- подтвердил Гиргилевич,- я сам, не сойти мне с места, прямо одурел в первую минуту, вот так-то.

- Как, разве только тогда? - насмешливо бросил гость.

- Только тогда, - простодушно ответил Гиргилевич, не заметив скрытой в вопросе подковырки.

- Но в чем же заключалась перемена? - допытывался Катилина.

- Прежде всего,- продолжал мандатарий,- он созвал всех своих служащих и объявил коротко и ясно, что с этих пор велит им обращаться с крестьянами самым мягким образом и всякий, кто допустит хоть малейшую несправедливость, будет уволен…

- Без снисхождения, вот так-то,- заключил Гиргилевич, который все живее участвовал в разговоре.

Мандатарий досадливо отмахнулся, как бы требуя прекратить это постоянное вмешательство, и продолжал:

- Затем…

- Затем? - прервал его на этот раз Катилина, по всей видимости нарочно.

- …он созвал крестьян из всех деревень и заявил им торжественно, с непривычной для него добротой и мягкостью, что отныне он будет обращаться со своими подданными совсем по-другому. «С этих пор,- сказал он,- я не господином хочу вам быть, но отцом и братом. Все доброе, что я раньше для вас делал, я и впредь делать намерен, но от прежней моей строгости, заверяю вас, не останется и следа».

- Кабы только это,- снова вмешался Гиргилевич,- но одновременно он огласил крестьянам и тот наказ, что мы от него получили, и велел им в случае малейшей несправедливости обращаться с жалобой прямо к нему, вот так-то.

- Можете себе представить,- подхватил мандатарий,- как мужики поразинули рты, услышав такое. Вначале они сами себе не поверили, только оглядывались по сторонам, онемев от изумления, но окончательно они обалдели, когда, желая делом доказать свои новые принципы, их неожиданно преображенный господин отпустил им все недоимки и задолженности, весь просроченный оброк, все причитавшиеся с них поставки хлеба, подати, да еще выдал из своих погребов по кварте водки на каждого.

- И Оланьчуку тоже? - полюбопытствовал Катилина.

- О, тот после первого же своего крещения пропал без вести, но барин о нем даже ни разу не спросил, сделал вид, будто забыл о том происшествии.

Катилина проявлял к рассказу все больший интерес, он даже покинул свое удобное место на кушетке и придвинулся поближе к рассказчику.

Мандатарий заулыбался от удовольствия.

- Поначалу мы думали,- заговорил он, помолчав,- что это только очередное безумство, но оказалось, перемена была искренней и глубокой. Староста переменился во всем до неузнаваемости. Он уже не гонял со своими казаками из деревни в деревню, а чаще сидел у себя в усадьбе, запирался в своей комнате и выписывал из Львова различные книги.

- И, наверное, помирился с братом? - спросил Катилина

- О нет,- живо возразил мандатарий,- как можно было понять из слов, вырвавшихся у него в горячке,- добавил он тише,- ненависть братьев имела основания. Дело, как видно, было в Ксеньке.

- Какой Ксеньке?

- Как какой? Разве я не упоминал о Ксеньке? - вскричал мандатарий, выпучив глаза.

- Ни словечком.

- Возможно ли? Ну и олух же я! - сам себя выругал судья,- да ведь это самое главное! С этого надо было начинать.


Рекомендуем почитать
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Рождение ньюйоркца

«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.


Из «Записок Желтоплюша»

Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.


Посещение И. Г. Оберейтом пиявок, уничтожающих время

Герра Оберайта давно интересовала надпись «Vivo» («Живу») на могиле его деда. В поисках разгадки этой тайны Оберайт встречается с другом своего деда, обладателем оккультных знаний. Он открывает Оберайту сущность смерти и открывает секрет бессмертия…


Маседонио Фернандес

Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.


Столбцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.