Заколдованная усадьба - [18]

Шрифт
Интервал

- Паралич его разбил, вот так-то,- заключил Гиргилевич и залпом опрокинул более полчашки чая.

Дамазий Чоргут слушал с большим вниманием, казалось, даже неизменная сардоническая улыбка на миг исчезла с его уст.

- Что же дальше? - спросил он с явным нетерпением.

Мандатарий обрадовался, что рассказ его произвел такое впечатление. Он пригладил свой чуб, покрутил подстриженный ус и, поразмыслив с минуту, стал рассказывать дальше:

- После смерти старосты осталась вдова и два сына - умерший три года назад староста Миколай и граф Зыгмунт, живущий ныне в Оркизове. Оба уже достигли совершеннолетия и после смерти отца сразу поделили унаследованное состояние. А надо знать, что на всем свете, обойди его вдоль и поперек, не найдешь более непохожих братьев, нежели братья Жвирские. С детства ни в чем не было меж ними согласия и не любили они друг друга…

- Как кошка с собакой жили,- подхватил Гиргилевич и махнул рукой.

Мандатарий поморщился, явно недовольный, что его прервали.

- Люди,- продолжал он,- легко объясняли их взаимную антипатию. Миколай и Зыгмунт родились от разных матерей. Первый был уродлив, как обезьяна, и угрюмый, дикий, несдержанный, упрямый, злой, как черт; другой, красивый, как девушка, всех располагал к себе веселым нравом, мягкостью, учтивостью. Этот был избалован материнской заботой, любил хорошее общество, любил развлечения, а тот целыми днями просиживал около безумного отца, который не узнавал его, и прислушивался к отцовским неистовым крикам. О науках Миколай даже слышать не хотел, только с большим трудом усвоил самые необходимые знания. А когда вошел в лета, целыми днями как бешеный гонял на лошади, стрелял куда ни попадя, а в товарищи выбрал себе двух парубков, своих однолеток, самых сильных и плечистых хлопцев во всем имении и ни на минуту не отпускал их от себя. Покойная вдова старосты слова не смела сказать строптивому пасынку, дерзость его не имела границ, и в любую минуту он мог решиться на самую дикую выходку.

- Фью, фью, фью! - снова прервал его Гиргилевич.- Чего он только в молодости не вытворял! Чудеса, да и все тут.

- Когда староста умер, вдова его с паном Зыгмунтом тотчас переехали в Оркизов, а Миколай принял жвировское имение. Раньше от имени своего сумасшедшего мужа всем управляла супруга, а теперь хозяйство попало в руки ее пасынка, еще более безумного, чем был отец. Ох и панику вызвало это известие!

- Должен признаться,- подхватил Гиргилевич,- я сам колебался - то ли поскорее уносить ноги, то ли попытать счастья с сумасшедшим.

- С чего же начал новый хозяин? - спросил заинтригованный Катилина.

- С самых удивительных сумасбродств, ни дать ни взять староста Канёвский. Прежде всего он сжег в одну ночь восемь деревень в своем имении.

- Что сжег? - воскликнул Дамазий, вскакивая с кушетки.

- Не понравилось, как стоят дома, вот так-то, - ответил Гиргилевич кратко и вразумительно.

- Он созвал всех жителей этих восьми деревень и объявил им: «К утру освободить хаты, сараи, хлева, ибо я подожгу вас со всех четырех сторон». Оробевшие крестьяне тайком написали прошение в полицейскую управу, но на всякий случай очистили дворы под метелку. На следующую ночь над околицей встало кровавое зарево, все восемь деревень сгорели дотла. Тогда Жвирский согнал туда шестнадцать громад и давай застраивать сожженные села на прусский манер, в симметричном порядке. Новые хаты должны были стоять двумя рядами вдоль большака на расстоянии пяти сажен одна от другой. И прежде чем из полицейской управы приехала комиссия, все деревни были отстроены, а пан Миколай обдумывал новое безумство.

- Неплохое начало,- пробормотал пришелец.

- Да кто ж перечислит и упомнит все его выходки и чудачества,- продолжал судья.- Как вобьет себе что в голову, так и должно быть, хоть тресни. Никакая сила земная не могла переломить его железного упрямства, его яростной непреклонности в самом пустячном решении. Раз уж он брался за что-либо, то не отступал, хоть режь его на куски.

- А если б кто из его подданных или управляющих посмел воспротивиться панской воле… упаси боже, вот так-то,- вставил Гиргилевич.

- Два головореза, не отступавшие от него ни на шаг, исполняли обязанности палачей, и если б он им сына господня приказал снять с креста, они бы не колебались ни минуты. Всыпать кому-либо пятьдесят палок за малейшую провинность было для него чуть ли не забавой.

- И все это сходило ему с рук? - спросил Катилина.

- Иные были времена, ваша милость,- жалобно вздохнул мандатарий,- да никто и подумать не смел жаловаться. Жвирский был столь же мстителен и упрям, как вспыльчив и горяч, и каждый знал, что он без колебания готов пойти на все, невзирая ни на какие следствия и последствия.

- Однако, по правде говоря,- вмешался опять Гиргилевич,- крестьяне, хоть и боялись его неслыханно, но и любили, как мало какого помещика.

- Любили? - удивился Катилина.

- Безо всякого сомнения,- подтвердил судья.- Миколай Жвирский требовал, чтобы каждый из его подданных слепо ему повиновался и тотчас исполнял его приказы, но зато он и заботился о судьбе каждого, как никто другой. Заплатить подати за всю громаду, выдать сотню-другую корцев жита перед новинами, полностью возместить ущерб, нанесенный погорельцу или обворованному, было для него таким же обычным делом, как назначить сто палок за малейшую провинность или неосторожный поступок.


Рекомендуем почитать
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Рождение ньюйоркца

«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.


Из «Записок Желтоплюша»

Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.


Посещение И. Г. Оберейтом пиявок, уничтожающих время

Герра Оберайта давно интересовала надпись «Vivo» («Живу») на могиле его деда. В поисках разгадки этой тайны Оберайт встречается с другом своего деда, обладателем оккультных знаний. Он открывает Оберайту сущность смерти и открывает секрет бессмертия…


Маседонио Фернандес

Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.


Столбцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.