Заключённый с боевиками ИГИЛ - [32]

Ванда завершила письмо словами, которые взволновали меня и затронули глубины моего сердца. Она писала, что непрестанно молится за меня, скучает, желает мира моему сердцу и надеется, что я скоро вернусь домой. Она вспоминает те прекрасные моменты, которые мы провели вместе за эти годы. Ночью, незадолго до того, как уснуть, она повторяет, что помнит обо мне, а каждое утро, просыпаясь, передаёт мне привет с «первым солнечным лучом».

Письмо было не длинным, она писала, что вместо того, чтобы писать ручкой и чернилами, она надеется вскоре поговорить со мной лицом к лицу. А то, что Ванда писала дальше, напомнило мне, почему она привлекла моё внимание в больнице, почему я так полюбил её, почему женился на ней и почему всё это время люблю её всем сердцем. «Даже в этой сложной ситуации, — писала она, — мы не одиноки. Мы — в руках Божьих». Она закончила письмо словами: «Крепко обнимаю тебя и целую. Твоя Ванда».

В присутствии г-на Сламы и прокурора в полицейском участке «Нияба-Мендола» мне разрешили написать второе письмо семье, опять же на английском языке.

«Мои дорогие!

Большое спасибо за ваши письма; они послужили мне огромным ободрением. Я рад, что у вас всё в порядке. У меня тоже всё хорошо. Всё это время Господь пребывает здесь со мной и использует меня для служения Его Царству. Я прекрасно провожу время с Господом и непрестанно молюсь за всех вас.

Это испытание не выходит за пределы наших сил, и Господь, будучи верным и праведным, подготовил для нас выход из ситуации. Пожалуйста, будьте сильными в Господе и доверьтесь Ему, ведь Он держит всё под контролем, Он — Тот, Кто держит ключи от моей камеры.

Спасибо также за лекарства, которые вы отправили мне в феврале. У меня их ещё достаточно. Здоровье моё стабильно, я постепенно накапливаю гемоглобин. Кроме этого, я нахожусь в полной силе и ежедневно много хожу по камере.

Я очень ценю ваши молитвы и не могу выразить словами своей любви к вам всем и того, как скучаю по вам.

Я надеюсь, что по нашим молитвам меня скоро освободят.

Пожалуйста, поприветствуйте всю семью, друзей, братьев, сестёр и коллег.

С огромной любовью в Нём,

Петр».

* * *

5 мая пастор Хасан и Моним были переведены из тюрьмы НСРБ в камеру прямо напротив моей. Их появление в соседней камере привело меня в восторг. Они были так же удивлены, увидев меня, потому что, как я узнал позже, они предполагали, что к тому времени я был уже освобождён. 29 марта, находясь ещё в тюрьме НСРБ, к своему изумлению они увидели, как надзиратель провёл меня мимо их камеры в кладовую, чтобы забрать мой чемодан. Десять дней спустя прибыл и пастор Кува.

Прошло более месяца с тех пор, как я видел этих братьев, и жаждал общения с ними. Иногда им позволяли остановиться возле моей одиночной камеры, и мы шёпотом разговаривали. В мае я узнал, что пастор Хасан получил от своей семьи Новый Завет. Я был благодарен, что теперь у него тоже было Слово Божье, на которое можно опереться и которое можно изучать.

Много раз, невзирая на то, что мы были заперты в разных камерах, мы делились друг с другом стихами ободрения. Наши камеры находились на расстоянии всего пяти метров, однако рёв вентилятора был оглушительным. «Прочтите Римлянам 8:18! — кричал я, не заботясь о том, кто меня может услышать. — “Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас”». Это был стих, которым я ободрял свою семью, и теперь я использовал его, чтобы ободрить друзей.

Брат Моним участвовал в наших тихих беседах о Писании, однако не выкрикивал библейские стихи и не читал Библию другим заключённым. Семьи Кувы и Хасана были христианами из Нубийских гор, в то время как Моним родился в мусульманской семье, поэтому в глазах других мусульман и исламистского правительства Судана он должен был быть мусульманином. А это означало, что, если бы стало известно, что он стал христианином, в дополнение к угрозам, которым Мо-ним подвергался со стороны своих сокамерников-мусульман, к обвинениям, выдвинутым против него, могло бы добавиться ещё и обвинение в вероотступничестве. Поэтому, находясь в тюрьме, он держал свою веру в тайне. В предпоследней тюрьме, где мы содержались, мусульмане даже просили Монима служить имамом!

Позже Кува и Хасан объяснили мне, что они всегда советуют новообращённым верующим из мусульманских семей быть осторожными в том, как и когда они рассказывают окружающим о своей вере во Христа. Ещё более усложняло ситуацию то, что Моним находился в тюрьме и под судом.

Две недели спустя надзиратель принёс в мою камеру подарок, присланный мне швейцарским консульством. Внутри посылки находились две бутылки шампуня и чешский перевод книги Пола Джонсона «Иисус. Жизнеописание». Открыв книгу, я обнаружил письмо от консула, спрятанное под обложку. «Мы очень рады, что вы находитесь в лучшем состоянии и получаете лучшую еду», — прочитал я.

Конечно же, это было неправдой. Эта информация была передана в консульство через главного прокурора и сотрудника консульства после его апрельского визита ко мне, однако в действительности я был в гораздо худшем состоянии. Моё питание было сокращено с четырёх раз в день до двух, а по камере ночью бегали крысы.