Заключённый с боевиками ИГИЛ - [15]

— Мы связались с посольством в Каире, — сказала моя дочь, — все молятся за тебя.

— У меня всё хорошо, — повторил я. — Я постараюсь перезвонить в ближайшее время.

В конце тридцать второй секунды звонка я перестал читать с листа.

— Я люблю тебя, — сказал я.

Я услышал плач Вавы, и моё сердце защемило. Мне подали знак, и я неохотно завершил звонок. Звонка было недостаточно, чтобы утолить глубокую тоску по моей семье, но, по крайней мере, теперь они знали, что я жив. Когда меня вели обратно в камеру, я чувствовал, как сжимается моя грудь, а глаза наполняются слезами.

* * *

На следующий день, 21 декабря, в моей камере появился надзиратель и сообщил, что ко мне пришёл посетитель. Эта неожиданная новость повергла меня в шок. Посетителю не разрешили встретиться со мной в здании тюрьмы, поэтому меня начали готовить к перевозке. Когда на мои запястья и лодыжки надевали наручники с тяжёлыми цепями, меня охватило чувство оптимизма и надежды. Меня вывели на улицу к микроавтобусу, и я неуклюже забрался в машину, а за мной — шесть человек: двое вооружённых АК-47 и четверо с другим оружием. Мы отправились в 45-минутную поездку к зданию под названием «Национальный клуб», специальный центр Национальной разведывательной службы Судана в Хартуме, окружённый живописными садами. Наручники немилосердно врезались мне глубоко в запястья. Казалось, что меня считают высокопоставленным заключённым.

Сотрудникам разведывательной службы, должно быть, было известно о предстоящем визите представителя консульского отдела посольства Чешской Республики, что объясняло данное мне разрешение сделать телефонный звонок днём ранее. Они обязаны были сообщить консулу, что мне разрешено было связаться с моей семьёй. Когда автомобиль, наконец, остановился, конвоир, сидящий рядом со мной, проводил меня в здание. Он снял с меня наручники, которые оставили болезненные следы на моих запястьях.

Представителем посольства был белокожий мужчина в костюме и галстуке по имени Штепан Слама, чиновник, назначенный вести моё дело чешским правительством. В его обязанности входило проживание в Каире и защита интересов граждан страны, находящихся в этом регионе. Он прибыл из Египта специально, чтобы встретиться со мной. Когда я узнал, кто он, я так обрадовался, что заплакал, и был взволнован ещё более, когда понял, что мы сможем вести весь разговор на чешском языке.

— Ваша семья знает о вашем задержании, — уверенно сообщил г-н Слама, — с ними всё в порядке.

Я глубоко вздохнул и рассказал ему о фотографиях и видео, которые суданская служба безопасности смогла восстановить с моего внешнего жёсткого диска, особенно о видео, снятом в Нубийских горах. Меня интересовало, как это усложнит ситуацию, поэтому я тщательно прописал ему слово «Нуба», используя чешский алфавит. Он рассказал, что Национальная разведывательная служба Судана передаст моё дело в суд в течение месяца и что, по предварительным данным, меня обвиняют в контрабанде шкур тигра.

Я посмеялся над абсурдным и сомнительным обвинением. «А есть ли вообще в Судане тигры?»

Недавно правительство Судана выдвинуло обвинения против швейцарского миссионера, нескольких американцев и корейского пастора, в последнее время также арестованных в стране за различные виды христианской деятельности. Эти обвинения, объяснил мне г-н Слама, были сняты в течение трёх-четырёх месяцев. Как рад я был услышать это! Однако это означало, что я, скорее всего, не попаду домой до Рождества и не буду праздновать его вместе со своей семьёй.

С тех пор, как десять дней назад я попал в тюрьму разведывательной службы, моя система пищеварения начала давать сбои. С тех пор, как я был заключён в тюрьму с боевиками ИГИЛ, я даже не мог полностью сходить в туалет и у меня болел живот. По завершении встречи я покинул «Национальный клуб», испытывая воодушевление от визита представителя посольства. Он был приветливым и дружелюбным, пытался успокоить меня, в то же время излагал реалистичные ожидания в отношении моего дела, и я чувствовал огромное облегчение. Было очень приятно осознавать, что теперь я не одинок. «Чешскому правительству известно о моём аресте, и оно борется за меня».

Я вернулся в камеру, и впервые за одиннадцать дней мой разум и тело наконец смогли расслабиться.

* * *

Г-н Слама предупредил, что моё освобождение, вероятно, займёт месяца три, однако по мере приближения кануна Нового года по всей тюрьме стали распространяться слухи о том, что в ближайшее время Национальная разведывательная служба Судана начнёт готовить списки заключённых, которые получат амнистию в честь предстоящей шестидесятой годовщины независимости страны. По слухам, сначала освободят иностранцев, а затем тех, кого обвиняют в мелких преступлениях.

Вечером 23 декабря я услышал, как дверь моей камеры открывается. На меня нахлынул прилив адреналина, и в сердце затеплилась надежда. «Неужели меня освободят? Неужели скоро я буду дома?»

Я с нетерпением ждал, пока откроется дверь, однако к своему большому разочарованию увидел нового заключённого, стоящего в коридоре. Я был встревожен и обескуражен мыслью, что меня вот-вот освободят. Вновь прибывший осмотрел присутствующих, и его взгляд остановился на мне. Я быстро понял, что жизнь в нашей камере вот-вот изменится.