Заключенный 489 - [16]

Бернард, а может, всё таки включим свет? — Рано ещё. — Бернард развернул бульдозер, слишком резко для машины таких габаритов, и теперь они смотрели в темноту. Бернарду казалось, будто он знает, что он делает и где он сейчас. Но то были только подозрения, и не больше. Они ни во что не врезались, не сорвались с обрыва в бушующее море, они осторожно двигались по дороге, пролегавшей между деревьями и скалами, наконец, Бернард выключил двигатель. — От того, что мы остановились, стало ещё страшнее, — сказал Уилсон. — Говори тише. Бернард открыл дверцу кабины, осторожно выбрался наружу и тихонько прикрыл дверь. Уилсон сделал то же самое со своей стороны. Бернард двинулся в том направлении, откуда они только что приехали. Уилсон нагнал его и пошёл рядом, ему было слишком страшно оставаться в одиночестве. Они дошли до того места, где бульдозер проломил стену из деревьев, когда они убегали от Голема. Рядом была рощица низкорослых деревьев, сразу за ней росли более высокие. Именно там они и спрятались, осторожно раздвинув ветки, чтобы лучше видеть происходящее.

Ветер почти стих, дождь закончился, луна изредка выглядывала из за тяжёлых серебристых облаков. Лунный свет падал на скалы метрах в трёхстах от них, лёгкий и призрачный, как пёрышко. От воды поднимался пар, как от чашки горячего кофе в морозный день. Стоя там, они увидели медленно плетущегося Голема. Он шёл по краю Большого спуска, не поднимая головы. В его походке было что-то, что напомнило Бернарду о тех моментах, когда он стоял на краю обрыва и смотрел вниз, размышляя, не прыгнуть ли ему со скалы и навсегда покинуть этот мир. Мог ли Голем думать о том же? Мог ли он вообще думать? У него определённо были некие зачатки разума, пусть его целью и были лишь разрушения. Они продолжали наблюдать. Голем сорвал с себя остатки тюремной одежды и с ворчанием бросил их на землю, всего за пару движений он остался обнаженный. Даже с того места, где они прятались, они могли видеть его член и мошонку, тёмные, обвисшие, будто его создатель хотел посмеяться над человеческой сексуальностью. Он медленно поднял голову и посмотрел на луну, частично скрывающуюся за облаками, а затем раздался вой. Тот самый, леденящий душу вой вырывался из Голема, он пугал и навевал печаль, он был похож на вой того, кто понял, что только что потерял что-то очень важное, и осознание этой потери повергало душу искавшего в такую пучину безысходности, что выбраться из неё не представлялось возможным. Этот звук заставил Бернарда почувствовать всё зло этого мира, всю грязь и разочарование в жизни, в его собственной жизни.

Этот вой пробрал его до глубины души, пробудив в нём то, что он так долго пытался забыть.

Бернард почувствовал, что его жизнь, жизнь тех, кто жил раньше, живёт сейчас и будет жить когда-либо — ничто, только бесконечная череда страданий. Вой поднимался из груди Голема, поднимался в небо и, казалось, заполнил его. Бернарду показалось, что даже луна покрылась рябью, но это всего лишь он сам дрожал. Он чувствовал себя опустошенным, как будто его переполнила пустота. Как же такое может быть? Как можно переполниться пустотой? Это было такое странное чувство абсолютной пустоты, почти что вакуума, но у этого вакуума был вес и объём. Довольно противоречивые чувства и довольно необычные, в тот момент Бернард почувствовал небывалую жалость к Голему; не такую, чтобы пожелать ему развеяться на берегу моря с коктейлем с бумажным зонтиком, но такую, чтобы пожелать ему смерти. Своим воем он будто умолял об этом, умолял о быстрой смерти, которая бы освободила его от этой ужасной бездушной оболочки, в которую он был заключён ради единственной цели — уничтожать всё вокруг. Казалось, что вой длится целую вечность, но вот Голем медленно опустил голову, а затем ещё медленней повернул её в сторону их укрытия, уставившись будто прямо на них. Он медленно наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую.

Но ведь он не может нас видеть? Здесь слишком темно, — прошептал Уилсон. — Он не человек… Ему плевать, темно на улице или нет. Уилсон, беги! Голем перешёл на рысь, Бернард и Уилсон бросились к бульдозеру. Краткая передышка подошла к концу, и Бернард проклинал себя за своё любопытство, а им стоило остаться возле бульдозера, но он понимал, что в этом не было смысла, ничего бы не изменилось. Голем всё равно нашёл бы их, они не смогли бы спрятаться ни на этом острове, ни на материке. Раз уж он нацелился на тебя, он не остановится, пока не добьётся своего, ему всё равно, сколько жертв придётся принести ради выполнения своего предназначения. Бернард и Уилсон забрались в кабину бульдозера.

Бернард спросил: — Тебе доводилось когда-нибудь играть в ковбоев? — Чего? — Ты когда-нибудь связывал корову? — Ну, разумеется, нет, но если бы ты рассказал мне об этом поподробнее, я был бы чертовски признателен, хотя избавиться от этой сраной штуковины я был бы рад ещё больше. — Достань цепь, сделай петлю. Тебе предстоит заарканить его. Бернард завёл двигатель, а Уилсон пошарил за задним сиденьем и достал железную цепь длиной почти шесть метров. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы перетащить её на переднее сиденье. — Сделай петлю, используй скользящий узел. В ящике с инструментами есть замок, достань его и закрепи его так, чтобы петля была регулируемой. Уилсон неуклюже принялся за узел, казалось, что его пальцы приспособлены к такой работе не больше, чем сосиски. — По-моему, это худшая из твоих идей, — произнёс Уилсон. Бульдозер уже ехал в сторону Голема, фары его ярко светились. Они ждали, когда чудовище появится в зоне видимости. — Почему я занимаюсь этой хуйнёй? Бернард проигнорировал его. — Когда мы его увидим, я разверну кабину, ты останешься сзади. Когда эта тварь попытается залезть к нам, чтобы оттяпать наши головы, тогда ты набросишь цепь ему на шею, для этого и нужна петля. — Ха, может, мне ему ещё и пару фокусов показать? — Если тебе так угодно, — ответил Бернард, — но я б не советовал. — Мать твою, дерьмо, — выругался Уилсон. Бульдозер продолжал движение, и они увидели Голема, бегущего им навстречу. Бернард резко затормозил, Уилсон открыл окно, вытащил цепь и частично вылез наружу сам. — Ты мог бы закрепить цепь на сиденье, — заметил Бернард.