Заклятие слов - [9]

— Порядок наводить? — переспросил я. — Так, вроде ж, в библиотеке и десять лет назад был порядок.

— Внешний это был порядок, а не внутренний, — сказал Василий Андреевич. — Там же все дореволюционные собрания были от глаз подальше задвинуты, да и в книгах тридцатых-сороковых годов бардак был. Рассказывают так, во всяком случае. Она ж там такие ценности откопала, что хоть стой, хоть падай! Выставку делали, так из Москвы приезжали репортаж снимать. Неужто не видели?

— За всем не углядишь, — сказал я.

— А потом, когда этот ворон у нее появился… — продолжал Василий Андреевич. — Да, ведь это тогда же было, когда и буря разыгралась, и состав с рельсов сошел? — повернулся он к Дмитрию Степановичу.

— Все точно, — кивнул тот. — Совпало по времени, — он наклонился еще ближе ко мне. — Ведьма она. Ведьма, точно вам говорю. И руку когда она потеряла…

— Она руку потеряла? — я был поражен.

— Ну да, — пояснил Василий Андреевич. — Кисть левой руки. Сами увидите. Но если вы спросите у нее, как это было, она вам ни за что не расскажет.

— А вы-то рассказать можете? — спросил я.

Они переглянулись.

— Подробностей мы и сами не знаем, — сказал Дмитрий Степанович. — А если в общих чертах, то она книги угадывает.

— Как это — угадывает? — удивился я.

— А вот так, — сказал Василий Андреевич. — Скажем, является она к… ну, к одному уважаемому человеку, чего имена-то зря склонять, и говорит ему: «У вас должна до сих пор находиться книга, которую ваш отец взял в сорок девятом году, причем из закрытого фонда библиотеки взял». Тот ошалел малость и говорит: «Откуда вы знаете? Запись, что ль, какая осталась?» Она и отвечает: «Мне записи не нужны. Я это вычислила, так четко вычислила, как будто сама видела». Ну, он решил, что у библиотекарши крыша совсем поехала, и послал ее куда подальше. Мол, стану я где-то в старых завалах книгу искать, да еще когда неизвестно, есть она вообще у меня или нет. Рехнулась, девка, так обратись к врачу, а меня не доставай. Она ушла, он и забыл об этом. Но с того дня у него все наперекосяк пошло.

— Угу! — энергично закивал Дмитрий Степанович. — И компаньон его кинул, когда он меньше всего этого ожидал, и на выборах нового губернатора он не на ту лошадь поставил, хотя всегда чутье у него было потрясающее, еще с партийных времен, так что ему после выборов чуть не закрыли его газету и местный канал телевидения, ну, он местным телевидением у нас владеет, придравшись к тому, что где-то у него нарушается закон о средствах массовой информации, еле отбоярился он, а главное — его самого чуть не хлопнули. Чудом, можно сказать, спасся, когда его машину взорвали.

— И главное, — ввернул Василий Андреевич, — что спас-то его, по сути, этот ворон библиотекарский, иначе б ему каюк! Он уже к своей машине выйти собирался, как, смотрит, у него на окне этот огромный черный ворон сидит. Бурдюков к окну, чтобы эту зловредную птицу прогнать, а птица мимо него скок в кабинет, и прямо на стол с бумагами. Переворошил бумаги, да и улетел в окно, еще минут пять дав Бурдюкову за ним погоняться. А он суеверный, значит, Бурдюков, и верил, что если птица в дом залетела — это к смерти. Вот он и решил отменить все поездки на тот день. Ну, референты и секретарша на него насели: как же так, ведь не с кем-нибудь встреча, а с губернатором, ее переносить нельзя, учитывая все тонкости взаимоотношений, если губернатор решит, что вы нос задрали, то заново война начнется. Бурдюков подумал и говорит: «Ладно, выезжаем!» И только это сказал — как взрыв под окнами, у всех аж уши заложило! Кинулись к окнам — от машины рожки и ножки остались, дымятся. Потом уж следствие установило, что под машину поставили бомбу с часовым механизмом. Следователь так и сказал Бурдюкову: «Благодарите Бога, что вас что-то задержало, потому что те, кто бомбу ставил, ваш распорядок дня изучили, и запрограммировали взрыв на то время, когда вы наверняка должны были быть в пути!» Ну, после этого Бурдюков вконец призадумался и пошел к библиотекарше мириться. Поговорили они о чем-то между собой — и все неприятности у Бурдюкова разом кончились.

— А книгу-то он нашел? Вернул? — спросил я.

— Вернул, — закивали мои собеседники.

— И что это за книга была?

— Да обычная какая-то книга, — ответил Василий Андреевич. — Я и не упомню какая, хоть и слышал мимоходом. Даже странно, что библиотекарша из-за нее так уперлась.

— Библиотекарша, она может, — заметил Дмитрий Степанович.

— А что насчет бури, и состава, сошедшего с рельсов? — спросил я. — Какое отношение все это имело к библиотеке?

— Да самое прямое! — сказал Василий Андреевич. — В ту осень совсем плохо было. Я имею в виду, весь этот кризис, и что в городской казне одни дыры оставались, и люди чуть не зубы на полку клали. Жуткая была осень, глухая. Ну, и библиотека не получила тех денег, которые ей в том году полагались. Да и сама библиотекарша непонятно, на что жила. Зарплаты в тот год никому не платили. И вот, уже к концу октября дело было, пошла она к мэру, говорит, так и так, деньги давайте, надо ж успеть до большой зимы и крышу починить, и отопление кое-где отремонтировать, ведь не протянем без этого. Мэр только руками развел. Ничего не могу поделать, мол, у меня люди с голоду пухнут, а вы о библиотеке. Нет, денег, и все. И никакой возможности нет эти деньги раздобыть? — спросила она. Мэр рукой махнул. Одна возможность есть, отвечает, нам бы один состав с водкой заполучить, мы бы с этой водки за все рассчитались и все долги погасили. А тогда хоть и свобода уже была, но последствия сухого закона сказывались. За водкой очереди на километр стояли, когда хорошая государственная водка появлялась. Конечно, в частных и кооперативных магазинах спиртного и закуси уже навалом имелось, но цены кусались. Это на праздник там можно взять, а просто так, чтобы в компании посидеть, туда бегать не будешь… В общем, библиотекарша сказала: так в чем же дело, заполучите такой состав. Не можем мы, ответил мэр, не дали нам этого дефицитного товару, в другие регионы распределили, потому что мы, мол, свое уже получали. Хорошо, сказала библиотекарша, а если такой состав появится, то первым делом на библиотеку деньги отпустите, согласны? Мэр и согласился с легкой душой, чего не согласиться, когда все равно ничего не будет. И в ту же ночь такая буря разыгралась, что держись, и состав с водкой, что мимо нашего города в другой регион следовал, с рельсов сошел, причем так с рельсов сошел, так покалечился, что уже не выправишь. И срочная телеграмма из центра: всю водку из состава извлечь и пустить на продажу в магазины нашего города, чтоб не пропала. Вот так, все эти акцизы, сборы, и прочее, в три дня водку распродали, люди с пяти утра место в очередях занимали, и городская казна наполнилась. Мэр-то, как все это обвалилось, о библиотекарше и не вспоминал. А через неделю, смотрит, она у него в приемной сидит. И на правой руке у нее нахохленный черный ворон, а левую руку она как-то прячет. Тут он и вспомнил свое обещание, а от взгляда на ворона ему нехорошо стало. Он пригласил ее в кабинет, да еще поинтересовался мимоходом, где она такую птицу взяла. Она и объяснила, что подобрала его, полузамерзшего, в ночь бури, и что он до сих пор боится с ней хоть на минуту расстаться, после того, как она его выходила, вот и приходится носить его повсюду. Но не в вороне дело, говорит она, а дело в том, что пора выполнять обещание. И так в библиотеке уже холод собачий, и плесень кое-где появилась. Было у мэра желание, как он потом рассказывал, увильнуть от исполнения обещания, потому что прорех, которые срочно надо было заткнуть, хватало, а библиотека у него не числилась на первом месте… Но неуютно он себя чувствовал, после этой бури, так точно после предыдущего разговора разыгравшейся, под взглядом этого ворона, который еще и говорящим оказался и стал кричать «Кр-рыша! Кр-рыша!» — в общем, подумал он о том, что, если библиотекарше откажет, то долго будет беспокойно себя чувствовать. Он и подмахнул бумагу, чтобы отпустить на библиотеку средств сколько требуется, на весь зимний период. Она поблагодарила и ушла. А он еще спросил у секретарши, чего, мол, библиотекарша левую руку из кармана пальто не вынимала, все время разговора. А секретарша и говорит: «Вы что, не знаете, Геннадий Ильич? У нее же кисти левой руки теперь нету! В утро после бури она в больницу прибрела, с окровавленной культей, кое-как перемотанной, и с этим своим вороном. Сказала, ей руку отхватило, когда она ворона пыталась вытащить из-под завалившихся железных ворот старых складов, и что внезапно поехавшая створка ворот ей по руке и рубанула… Она, мол, сознание потеряла от боли, а потом кое-как льдом и снегом рану прижгла и перемотала, чем было… Ей руку в порядок привели и домой отправили, потому что лежать в больнице она отказалась. Сказала, дома лучше заживет. Вот такие дела… Правда ли, нет, никто не знает.» Тут мэр совсем призадумался.