Заклятие слов - [7]

Одна из наших соседок, гулявшая с маленькой лохматой собачкой, вздохнула с облегчением:

— Слава Богу, наказал он эту уродину… Вы-то как?

— Не пострадал, — ответил я. — Не успел.

— Здорово ее этот ворон шуганул, — сказала соседка. — Теперь не вернется.

— Интересно, откуда тут взялся настоящий черный ворон, — сказал я. — Лет десять в Москве их не видел.

— Прилетел откуда-то, — пожала плечами соседка. — Кстати, когда я Муську выводила гулять, он сидел у нас в подъезде, на почтовых ящиках. Через открытое окно лестничной площадки влетел, точно, потому что через это окно и улетел, когда я его окликнула. Я подумала, что он ручной, может, и говорящий. Да вполне возможно, он ручной и есть.

— А как вы его окликнули? — поинтересовался я.

— Карлушей позвала его, как же иначе…

Я кивнул и направился дальше.

Дома я еще раз перечитал письмо, отложил его и задумался. А в самом деле, почему бы не поехать? Жара в городе адская. Жизнь замерла, и срочных дел нет, которые бы меня держали. Город Квашинск мне памятен и мил. Интересно поглядеть, как он выглядит теперь, в новую эпоху.

Что мне надо? Дать телеграмму, чтобы меня встречали, только и всего.

Я прогулялся на вокзал, взял билет, оттуда прошел дальше, до почты. Взял бланк телеграммы, написал, каким поездом и какого числа прибываю, извлек конверт, чтобы обратный адрес на конверте переписать на бланк…

Тогда-то, переписывая адрес, я и обратил внимание на некоторые странности, которые сначала моего внимания не привлекли. Конверт — он и есть конверт, не очень-то его разглядываешь, если только интересной марки на нем не наклеено. А марка была самая обыкновенная. Но вот что было необычного — марка не была погашена почтовым штемпелем. Я поискал штемпель на одной стороне конверта, на другой — да, с обратной стороны оттиск имелся, очень слабый. Точнее, два оттиска, штемпелюют-то всегда в городе отправки письма и в городе его получения. Так вот, и штемпель почты Квашинска, и штемпель почты Москвы были еле различимы, будто работники почты, разомлев от жары, едва-едва коснулись конверта своими молоточками, и даже внимания не обратили, что ставят печати не в том месте, где положено, и марка остается непогашенной.

А вместе, эти два штемпеля напоминали смутный оттиск лапы огромной хищной птицы. Черный ворон вполне мог оставить такой отпечаток, если бы случайно ступил на конверт.

Я встряхнул головой и постарался сосредоточиться. Буквы и цифры были почти неразличимы, но, в конце концов, я разобрал — или убедил себя, что разобрал — нечто похожее на «Квашинск» и «Москва», и буквы шли по кругу, как положено. Дату отправки и дату получения я разобрать не мог. Если дата получения мерещилась сколько-то соответствующей действительности — в смутные размытые очертания легко подставлялось «девятое июля», сегодняшнее число — то дата отправки, когда я пытался подобрать слова и цифры, которые соответствовали бы смутным обрывающимся закорючкам, железно читалась как «третьего августа». Чего, конечно, быть не могло.

Махнув рукой на бесплодные попытки разобрать надписи на штемпелях, я переписал на бланк телеграммы адрес библиотеки, в графе «кому» аккуратно вывел «Жаровой Татьяне Валентиновне» и отправил телеграмму.

И вот, через неделю, я ехал в скором поезде. Закинул свои вещички в купе (основным грузом были два ящика из-под бананов с детскими книгами, как следует упакованные), прошел в вагон-ресторан и, сидя у окна, глядя на пробегающие мимо поля, леса и полустанки, припоминал «дела давно минувших дней».

Да, настала пора рассказать об обстоятельствах, при которых я познакомился с Квашинском.

В свое время я провел в том городе две недели, в составе делегации, группы или комиссии, называйте как хотите. В городе были очень неплохие театры, драматический и кукольный, которые кому-то оказались бельмом на глазу. И стоило драматическому театру получить особую премию Всесоюзного смотра, а кукольному — поставить очень задорный спектакль, «Голого короля», который и в центральной прессе вызвал множество откликов, как тут же последовал, от «видных ученых и творческой интеллигенции города», донос прямо в отдел культуры ЦК, что спектакли развели сплошную антисоветчину, что не поддерживают местные кадры и местные таланты, отказываясь от постановок их произведений ради сомнительных экспериментов, и что в «Голом короле» вообще можно усмотреть прямую порнографию. Результат оказался совершенно неожиданным, прямо противоположным тому, на который рассчитывали авторы доноса. Время было странное, смутное, центральная власть считала нужным поддерживать «демократизацию и творческую инициативу» на местах, вот и сколотили группу, и отправили, с предписанием от отдела культуры ЦК защитить интересные и талантливые коллективы от вылазок местных ретроградов, а партийные власти города призвать бороться с проявлением таких пережитков прошлого, как перевод творческой дискуссии в план политических кляуз. Ну, мы и защитили, своими выступлениями, семинарами и обсуждениями.

Да, очень странное время. Наверно, для вас все, что я пишу о причинах поездки в тот город, смотрится полной абракадаброй. Пусть абракадаброй и остается. Да причина и не важна. Главное, что я там оказался, и что одно из обсуждений проводилось в холле (он же актовый зал) городской библиотеки, библиотеки довольно солидной и богатой по фондам. Я представлял секцию сценографии (то есть, декораций и прочего), поэтому мое выступление должно было стать анализом того, как изготовлены декорации, куклы, бутафория, что там есть хорошего, а что плохого, и можно ли считать «вражеской вылазкой» транспарант, который в «Ревизоре» выносят чиновники: «Ревизоры — ум, честь и совесть нашей эпохи!» или стоит ли носить по проходу между зрительскими рядами куклу голого короля, действительно сделанную так, чтобы каждый мог воочию убедиться: а король-то — голый!