Заклинатель - [5]

На девяностой миле Уэйн повернул на восток, и настроение у него изменилось к лучшему. Заснеженный пейзаж искрился словно рождественская открытка, в магнитофон он воткнул кассету с песнями Гарта Брукса, солнце играло на замечательном могучем капоте его «Кенуорта» – и жизнь уже не казалась такой дрянной штукой, как вчера вечером. Ну пусть – это в худшем случае – он потеряет лицензию – плевать, станет снова работать механиком. Деньжат, конечно, будет поменьше. Это срам: платить такие гроши человеку, который не один год учился на механика, да одних инструментов приходится покупать тысяч на десять! Но и за рулем не сахар, в последнее время он стал уставать – слишком уж подолгу приходится крутить баранку. Неплохо бы побольше бывать дома – с женой и детьми. Ладно, что ни делается – все к лучшему. И порыбачить можно будет чаще.

Резкий толчок оповестил Уэйна, что он въехал на дорогу к Чэтхему. Нажав на тормоза, он стал постепенно переключать скорости, заставив взреветь мощный, в четыреста двадцать пять лошадиных сил, двигатель. Удаляясь от шоссе, Уэйн заблокировал переднюю ось. По его подсчетам, до фабрики оставалось миль пять-шесть – не больше.

…Этим утром на поросшей лесом вершине стояла такая тишина, что, казалось, сама жизнь замерла здесь. Никаких звуков, которые выдавали бы присутствие зверей и птиц, тишину лишь изредка нарушал шорох снега, сыплющегося с перегруженных веток. Только отдаленный девчоночий смех, пробиваясь сквозь клены и березы, доносился снизу в это сонное царство.

Девочки медленно поднимались по извилистой тропе в гору, пустив лошадей вольным шагом. Джудит ехала впереди, но то и дело оборачивалась, со смехом глядя на Пилигрима:

– Тебе надо отправить его в цирк. Он просто прирожденный клоун.

Грейс от смеха ничего не могла ответить. Пилигрим шел, низко опустив голову, и, словно совком, взрывал носом снег. Затем, фыркая, подбрасывал его в воздух и, делая вид, что испуган разлетевшейся снежной пылью, переходил на рысь.

– Да хватит тебе. Кончай валять дурака, – увещевала коня Грейс, натягивая поводья. Пилигрим снова перешел на шаг, а Джудит, все еще улыбаясь, покачала головой, переводя взгляд на тропу. Гулливер неторопливо двигался вперед, не обращая внимания на проделки Пилигрима, и ритмично покачивал головой в такт шагу. Вдоль тропы, примерно через каждые двадцать ярдов, им попадались прибитые к деревьям яркие оранжевые плакаты, угрожающие штрафом тому, кто вздумает охотиться в здешних местах, ставить капканы или нарушать прочие запреты.

На вершине горы, разделявшей две долины, была круглая полянка, где девочки, если им удавалось неслышно подъехать, заставали иногда оленя или дикую индейку. Но сегодня они увидели под яркими солнечными лучами только истерзанное, обагренное кровью птичье крыло. Оно валялось посередине поляны, словно варварский опознавательный знак. Остановив коней, девочки пригляделись к крылу.

– Это чье же? Фазана, что ли? – спросила Грейс.

– Похоже на то. Правильнее сказать – бывшего фазана. Крыло бывшего фазана.

Грейс поморщилась.

– Как оно здесь оказалось?

– Не знаю. Наверное, лиса его сцапала.

– Не может быть. А где же тогда следы?

Действительно, никаких следов вокруг. Никаких примет борьбы – будто крыло прилетело сюда само по себе. Джудит пожала плечами.

– Ну тогда, наверное, его подстрелили.

– И он полетел дальше на одном крыле?

Обе задумались. Затем Джудит кивнула и с мудрым видом изрекла:

– Это ястреб. Обронил крыло своей жертвы, пролетая над поляной.

Версия показалась Грейс убедительной.

– Ястреб? Ладно уж, поверю тебе. – Девочки медленно двинулись дальше.

– Или упало с пролетающего самолета.

Грейс рассмеялась:

– Вот-вот. Похоже на крыло того цыпленка, которого нам подавали в прошлом году во время полета в Лондон. Впрочем, то выглядело еще хуже.

Обычно девочки, поднявшись на гору, давали лошадям порезвиться на полянке, а затем возвращались домой другой дорогой. Но сегодня им не хотелось расставаться со снегом, солнцем, чистым небом… Девочки решили продлить удовольствие, решили повторить путь, проделанный ими однажды, года два назад, когда Грейс ездила еще на Цыгане, пони с белой гривой: спуститься в соседнюю долину, проехав леском, и вернуться домой вдоль реки, огибающей гору. Придется, правда, пересечь одну-две проезжие дороги, но Пилигрим вроде утихомирился, и к тому же в такую рань по субботам на дорогах бывает вполне спокойно.

В лесу девочкам было уже не до разговоров. На этой стороне горы не было проложенной тропы, а пеканы и тополя росли особенно густо: Грейс и Джудит приходилось поминутно наклоняться, чтобы не задеть ветки, и все же скоро и они сами, и их кони были густо усыпаны снежной сверкающей пылью. Всадницы медленно продвигались вниз вдоль ручейка. Лед уже схватил воду, особенно у краев, но под прозрачной коркой бурлил темный поток, сбегающий в долину. Склон становился все круче, и кони ступали очень осторожно, опасливо выбирая, куда ставить копыта. Один раз Гулливер поскользнулся на камне – его шатнуло в сторону, но он смело продолжил путь. Солнце, пробиваясь сквозь заросли, вычерчивало причудливые тени и расцвечивало радужными оттенками облачка пара, выдыхаемого животными. Но девочки ничего этого не замечали, не отрывая глаз от спуска, – напряженность коней передалась и им.