Заклинатель драконов - [109]

— Нужно весь пол застелить мягким ковром, — внесла я предложение. — Если ребенок упадет, то на мягкое.

— Сделаем камин, чтобы было тепло. В последнее время ночи холодные. Только надо подумать, как лучше вывести дымовую трубу.

— Придется убрать все острые предметы, — пробормотала я.

— Да, снимем со стен картины, мало ли что. И тумбочки тоже уберем, там же острые углы.

— На окнах нужно сделать решетки, дети ведь такие неугомонные. На секунду отвернемся, и все, ребенок выпадет. Страшно даже представить.

— Лучше разместить детскую на первом этаже. — Ричард, похоже, все продумал.

Оценив в уме составленный план, мы озадаченно переглянулись.

— Если мы ей расскажем об этом, твоя сестра к нам не приедет, — пробормотала я.

Муж усмехнулся и покачал головой.

— Мы придумали для ребенка какую-то тюрьму, — согласился он.

— Я ничего не знаю о детях, — откровенно поделилась с ним.

— Я тоже.

Вдруг стало тихо-тихо, будто мы оба оказались в совершенно пустой комнате.

— Ты вовсе не обязан сидеть рядом со мной, — пробормотала негромко.

— Знаю.

— Я в порядке.

— Нет, — покачал он головой, — ты не в порядке, Марита. И не пытайся убедить меня в обратном, я не слепой.

— Ты не должен забивать себе голову всякими пустяками, — нарочито безмятежно пожала плечами, безотрывно глядя на воду.

Ричард перестал изображать из себя путника, случайно оказавшегося в этом месте и пристроившегося передохнуть с дороги.

Он резко сел на корточки и облокотился на бортик.

— Мы поклялись друг другу «и в горе, и в радости»! — зло сказал мужчина.

— Нет, не клялись.

— Ладно. Хуже моих клятв трудно что-то придумать, но нормальные люди клянутся друг другу быть вместе и в горе, и в радости.

Я стиснула зубы, отвернулась от мужа, уставилась в потолок. Сморгнула слезы, затем повернулась и выдавила:

— Я не хочу быть в горе. Я устала быть в горе. Я больше не могу переживать, не могу больше плакать. От меня… от меня уже ничего не осталось, я так больше не могу! Я хочу только «в радости». Только «в радости», Ричард.

Он грустно усмехнулся, почему-то посмотрел на меня не с привычным негодованием, а с нежностью.

— Не может быть радости без горя. Так не бывает, — сказал тихо. Вытянул руку и погладил по мокрым волосам.

Я стиснула зубы еще сильнее, но потаенная боль вырвалась наружу. Даже страшно представить, какую жуткую гримасу увидел мой муж.

— Я боюсь, — выдавила, не сумев сдержать рвущиеся наружу рыдания.

— Хорошо, — кивнул Ричард, придвигаясь ближе и обнимая меня за шею. Моя голова прижалась к его груди. Он промок из-за меня. — Поплачь, станет легче.

— Нет, нет, не могу.

Оказалось, еще как могу.

Так мы и сидели. Он меня обнимал, а я рыдала у него на груди, смешивая всхлипы с невнятными фразами, отчаянно рвущимися наружу:

— Я боюсь неба, Ричард. Я боюсь летать. Я туда больше не хочу.

— Тише-тише, — успокаивающе гладил он по голове. Знал прекрасно, что никакие слова тут не помогут, поэтому просто был рядом.

— Как такое могло случиться? Я столько времени жила только небом, а теперь? Я боюсь, я боюсь!

— Все будет хорошо, — говорил он.

— Рогатый Дог меня чуть не убил! Еще бы чуть-чуть, и все, все, все! Как… как представлю, что снова сяду на Феньку, а он получит еще шипов. Из-за меня.

— Тише…

— Я тогда эмоции включила. Просто чтобы проверить, что он еще жив. И мне стало… так… так больно. Я упала, потому что боль была невыносимая.

— Я знаю. — Объятия стали еще крепче.

— Ты прекрасный наездник, а я нет. Я не умею летать, я не могу.

— Это не так, — прошептал он мне на ухо, — без мелкого Джона эти гонки потеряют всякий смысл.

От этих слов я заплакала еще сильнее.

…и в горе, и в радости…

Я лежала на кровати, смотрела в потолок и раздумывала над этой фразой.

Ведь это обоюдная обязанность: быть друг с другом и в горе, и в радости. А я постоянно создаю условия исключительно для горя. Рядом со мной нет никакой радости.

Я не заслужила такого мужа, как Ричард.

Он заботился обо мне так, как не заботилась даже мама. Просидел со мной в ванной целый час, а может, больше. Без лишних слов помог домыться, затем отвел в свои покои, уложил спать. И лежал рядом, не отходил никуда, делал вид, что спит. Но он не спал. Когда Ричард засыпает, он начинает сопеть. А сейчас его дыхание было ровным.

— Я чувствую твой взгляд, — сказала тихо.

Молчание, а затем насмешливое:

— Что, мне теперь на жену нельзя посмотреть?

— Можно.

Перестала разглядывать потолок. Вместо этого повернулась на бок и легла лицом к мужу. Сложила ладони под щекой и принялась смотреть на него. А он смотрел на меня.

— Что? — не выдержала первой.

Взгляд у него был уж больно… необычный.

— Ничего, — сказал он и улыбнулся с какой-то грустью.

— Что? — настойчиво повторила вопрос.

Ричард поджал губы, слегка сощурился. Помолчал мгновение, а затем решился:

— Просто я пытаюсь кое-что понять.

— Что именно? — приподняла брови.

— Я считал, что свадьба с тобой станет худшим событием в моей жизни.

— И?

— И я не понимаю, в какой момент оно стало лучшим, что случилось со мной за все эти годы.

— А ты — лучшее, что случилось со мной, — улыбнулась в ответ. Высунула одну руку из-под щеки и нежно коснулась ладонью лица своего любимого мужа.