Если бы тогда я могла знать… Да неужели я бы не спасла сестру? Спасла бы. Если бы знала, все равно поступила бы так же… знание ничего не меняет.
Вокруг меня, словно мотыльки, летали тысячи песчинок, поднимаемые из-под моих уставших ног. Они кружили, попадая в глаза, забивая нос и залетая в рот, мешали мне двигаться, мешали смотреть, но я продолжала свой путь. Куда я шла? Никуда. Просто переставляла ноги вперед, чтобы только идти. Останусь на том же месте, и меня схватят Песчаники. Вечные преданные хозяева пустыни.
Солнце нещадно палило, в горле было настолько сухо, что дышать становилось практически невозможно. По всему телу градом катился пот, шея онемела без получения кислорода, но снимать повязанную поверх головы рубаху было нельзя. Солнечный удар мне обеспечен.
Еще месяц назад я и подумать не могла, что окажусь в этой пустыне.
Кровавому закону могли подвергнуться все. На Народные собрания я ходила редко — дома было слишком много забот. Если бы я тогда знала… Один неверный шаг, одно неверное движение и тебя кидают в яму позора, мнут, топчут и выносят приговор — Кровавый закон. Пустыня. Срок наказания — три года.
Как выжить в пустыне три года? На каждом шагу опасность: если не умрешь от жажды, тебя сморит солнце. Не умрешь от жары, тебя убьет неизбежность. Не убьет совесть, умрешь от рук Песчаников. А если продержишься так несколько месяцев, сам начнешь искать смерть…
Я не искала смерти. Но и в жизни смысла больше не видела. На мне стоит клеймо Изгнанника. Я не вернусь. Никогда.
Олиф стояла в середине площади и молча ждала приговора. Вокруг витала атмосфера всеобъемлющей ненависти, словно именно в этот момент в окружающих ее людях проявлялись самые гадкие человеческие пороки. Они вылезали наружу под гул толпы, формируясь в настоящих чертиков, которые теперь с нетерпением ожидали приговора. На лицах людей читалось открытое отвращение. Они кричали, махали руками, плевали под ноги, выражая злость, ненависть, презрение. Олиф осуждали, но осуждали несправедливо. К сожалению, знала об этом лишь она сама. И от этого было еще больнее искать в толпе знакомые лица. Девушка пристыжено зажмурилась и съежилась под нескончаемыми воплями.
Ее судьба решалась на Народном собрании. Вся эта церемония была лишь данью традиции, каждый из присутствующих понимал, чем все закончится для молоденькой преступницы. Но чертики в людях не сдавались — они жаждали зрелища. Им хотелось посмотреть на сломленного злым роком человека, заглянуть в небольшие карие глаза, чтобы с ликованием понять — она сдалась. Ее судьба решена. Им хотелось увидеть, как девчонка пересечет Песчаную Завесу. И сгинет навсегда.
Олиф никогда не была сентиментальной или слишком впечатлительной. Жизнь научила ее играть по своим правилам. Однако теперь девушка не могла сдержать колючих слез. В ее голове крутилась лишь одна мысль: «несправедливо». Холодная, сырая камера, горбушка черствого хлеба, и удушающее одиночество. Олиф не выделялась особой гениальностью, но и дурочкой тоже не была. Она знала, чем все закончится, однако до боли в суставах не желала в это верить.
Когда Главный Старейшина поднялся со своего места и попросил ее подойти, она нерешительно шагнула вперед.
— Осознаешь ли ты всю страшную силу своего поступка? — грубым, посаженным голосом спросил старик.
Олиф виновато опустила глаза и медленно кивнула, пытаясь показать, что ужасно раскаивается. Хотя, на самом деле, стоило ей вспомнить о толстом дружиннике, как внутри нее поднималась дикая ярость. Если бы ей дали еще один шанс, чтобы все исправить, она поступила бы также.
— Раскаиваешься ли ты в своем поступке?
Олиф отчаянно закивала. В данный момент она была готова пойти на все, лишь бы только ее не судили Кровавым законом. По сравнению с этим, даже смерть казалась одолжением.
Лучше уж пусть сразу закидают камнями.
— Братья мои, — обратился Главный Старейшина к остальным представителям закона, которые сидели по кругу. — Принимаете ли вы раскаяние этой девушки, как оправдание ее поступку?
Им нужно было всего лишь поднять руку. На собрании восседало десять Старейшин, и Главный — на тот случай, если голоса будут равными. Олиф с надеждой смотрела на суровые лица взрослых мужчин, но никто из них не поднимал рук. Кто-то неодобрительно качал головой, кто-то злобно сжимал пальцы в кулак, кто-то нервно отбивал барабанную дробь на своем стуле. Но никто не поднял рук.
Внезапно Олиф заметила среди толпы знакомые карие глаза. Марика стояла и с надеждой прижимала кулачки ко рту, видимо, молилась Берегиням за судьбу старшей сестры. Олиф ободряюще улыбнулась и тут же опустила глаза, пряча слезы.
Никто не поднимет рук. Она убила воина из Первой Дружины. Этому нет прощения. Теперь Марике придется стать старшей в семье.
— Да будет так! — Старейшина поднял костлявые руки вверх, рукава огромной мантии плавно поползли вниз. — Три Берегини мира Нави хотят, чтобы преступник понес заслуженное наказание. Да свершится над окаянной Кровавый закон!
Люди оглушительно заголосили, одобряя принятое Старейшинами решение, и уважая волю Берегинь. Чертики на их лицах радостно возликовали, предвкушая невиданное, манящее зрелище.
