Заклинание ветра - [32]
То есть — это о чём?
— Кризис третьего месяца во всей своей непритязательной красе, четвертый месяц начнётся через пять дней. Обычное состояние в конце третьего и шестого. И кулаки чешутся, и злоба.
Так понимаю, это всё испытание, да. Потому что два года стараюсь не приносить людям зла. Поступил на службу в Добро.
Мяса жареного съешьте, кабачков, шулёму со/с/из свежины, да хоть дефлопе. Маленьких бифштексов и омаров. На футбол сходите, в автобусе прокатитесь, в метро эскалатором и вверх сразу (или наверх?). По дороге решите окончательно, «на» или «в». Сливы с дерева поешьте, винограду с лозы, сыру, красного вина, кинзы.
Постелите в саду под чистым небом, пусть вам женщина нашепчет про созвездья… а потом закурить и коньяку.
Тёплого хочется, доброго, чтобы по голове не новостями, не ломом даже — ладошкой. Поцелуйте близких. И на пляж.
За тех, кто в поле.
Водки бы. Банка тушенки, ноль пять водки и цыбулина.
«Песок неважная замена овсу».
Но хоть так вот.
Посмотрите по сторонам.
Всё как-то. Всё в рамках.
И не преувеличивайте. Не то утонем во взаимопонимании.
А и правда, хули я вылупился?
16 августа
И снова не о чём писать.
В ответ на непременное «так не пиши» могу сказать обязательное «так не читай», на этом возвращаюсь к тексту.
В тумане небес просветы. Более тёмные тучи рассеиваются и можно видеть тучи более светлые. Дождь превратился в морось, мелкую, постоянную — кажется, эти капли везде. Редкая крыша не протечёт под таким вот непрерывным напором. В данном случае я не только о крышах строений, как вы понимаете.
С утра в документаторской. Раздобыл дров (да, именно тихо скрал и пошёл), растопил печку, сделал работу. После переложил скамьи досками, улёгся и смотрю Индиану Джонса. Ту серию, где он Ковчег Завета ищет. И находит. Странно, но мне раньше казалось, что фильм завершался концом света. А почему тогда были ещё серии? Почему Спилберг выжил? Нет, не стану досматривать. Пусть так и остаётся — конец света.
Женщина тамошняя из фильма, уже забыл, как её по имени, хороша, да, а потом мотнула подбородками, и я увидел её в старости… теперь вот не забыть сказать сыновьям, чтобы выбирали невест не только по зубам, но и по подбородкам. Должно же быть хоть что-то для души.
Шучу, не нужно сердиться. И хмуриться не нужно.
У вас ведь нет дождя. Ну, даже если есть, всё равно ведь я первый сказал…
Трещат в печи дрова.
Гусеничная техника буровиков не может вывозить набуренное, да, я о керне. Поэтому ящики скапливаются на буровых, а затем обрушиваются на нас, точно монгольская орда.Их много, они неразборчиво кричат на непонятном языке и являются даже во снах.
А затем опять тишина и покой, без работы, зато с одними и теми же лицами вокруг. Лица норовят рассказать что-то новенькое по пятому разу, но всё скрывает мелкая морось, капли которой везде.
Будет вертолёт, приедут новые люди. Жизнь переменится. А к худу ли, к добру ли — Бог даст, увидим и поймём.
А ведь собирался написать о тургеневских беседках, о том, что мы не понимаем наш народ, о том, что неплохо бы народу нашему жизнь улучшить… Начал текст, а рука сама вывела: «…из разных непотребных мест брошки выковыривать, иные из нас — дерка за границу, те что позлее, за оружие схватились…» Тогда я текст писать прекратил, задумался да и остановился. Зачем переписывать Толстого? Кому надо — сам прочтёт. И поспорил бы с Сапожковым, да вот, как назло, ни хрена не поменялось с той самой «революции» и с гражданской войны, разве что рожать стали намного меньше. Нас нынче просто не хватит на еще одну грандиозную гулянку во имя счастия народного.
Примерно так обстоят дела непогожим днём шестнадцатого августа на маленьком пятачке далёкого полуострова в Тихом океане.
Вернусь, поджарю огромный кусок говядины с кольцами лука, буду сидеть, запивать мясо белым болгарским вином и показывать свой длинный нос сами знаете кому…
(Нет, ну шагу не ступить, чтобы уже не написал кто-то.) Отряд из 177 человек направляется к Тубмесу вдоль тихоокеанского побережья.
«Братья, последуем кресту; имея веру, сим знаком победим».
Стальные селаты мерно раскачиваются в такт шагам…
А вот теперь представьте — такая себе развитая цивилизация, по нескольку тысяч человек через очередь. На вершину пирамиды. Там хорошо обученные, привычные к тяжёлой работе люди вырывают сердца у ещё живых, чтобы посвятить солнцу. И посвящают — протягивают к светилу, произносят всякие неприличные просьбы.
Кровь журчит и стекает по специальным вырезам в камне…
вырезам в камне.
Специальным.
Конечно, архитектура, календари, узелковое письмо, баскетбол и, вероятно, красивые песни.
Величественно, загадочно. Сельское хозяйство опять же.
Сила колосьев маиса, пахаои и всё такое.
Но чем это отличается от Германии времен нацизма? В Германии разве не было красивых календарей? Мужественных воинов? Грамотности? Лагерей смерти? Спорта?
Загадочности и величественности? Архитектура — и та существовала.
Почему убийство охранников в концлагере мы воспринимаем как победу, а убийство жрецов ацтеков — как геноцид?
Уничтожение правителей нацистов — как возмездие, а уничтожение правителей ацтеков — как ужасную трагедию?
Эта книга писалась с 1991 по 2007 год. Она никогда не задумывалась как книга, и ее появление, в общем — то, чудо. Для меня. Это сборник эссе, по которым видно как менялся я, и менялось мое мироощущение на протяжении всех этих лет. Она состоит из двух частей. Эти части не похожи одна на другую, но они — настоящие. Я вообще писал то, что пишется, а не то, что надо бы было написать. Если угодно, это куски моей жизни. Моего понимания того, что происходило со мною и Миром вокруг меня. Понимание, не оформленное в четкие умозаключения.
На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.
Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».
Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.