Закат Советской империи. От Брежнева до Горбачева. 1966–1991 - [35]

Однако некоторые члены ЦК на Старой площади остались недовольны. Обиженные Хрущевым бывшие секретари ЦК Игнатов, Фурцева, Аристов рассчитывали вернуть себе высокие посты, но не блиставший талантами Брежнев предпочитал работать с теми, кому доверял. Став генеральным секретарем, он руководил страной до конца своей жизни.

Члены Президиума ЦК заранее знали, что обманывают Шелепина. Он и Семичастный нужны были им только как гаранты успешности заговора с участием КГБ. Поэтому Микоян на заседании Президиума ЦК так резко выступил против назначения Шелепина на пост первого секретаря и прямо предостерег коллег, что «от этого молодого человека можно ожидать много бед».

Шелепина тогда перевели из кандидатов в члены Президиума ЦК, Семичастного ввели в состав ЦК, но на посту первого секретаря ЦК остался Брежнев в качестве наименьшего зла, а вышедший на пенсию Микоян, перестав быть членом Политбюро, до конца своих дней пользовался всеми привилегиями высшего руководства.

В первые годы правления Брежнев понимал свое шаткое положение. На XXIII съезде КПСС шелепинцы устроили бурные аплодисменты, когда при избрании в Президиум было названо имя Шелепина. Тогда, чтобы нейтрализовать этот демарш, сторонники Брежнева начали аплодировать после каждого нового имени. Всем стало понятно, что намерения заговорщиков серьезны и стесняться в средствах они не будут, поэтому действовали против них быстро и решительно.

Ретроспектива

С годами Семичастный cmaл почти совсем обыкновенным пенсионерам, только тогда он после прогулки на Патриарших прудах дал свое последнее интервью журналисту Николаю Алексеевичу Добрюхе (псевдоним НАД), который помогал оформлять личные воспоминания бывшим руководнтелям КГБ Семичастному и Крючкову.

В этом интервью Семичастный не оправдывазся, но стараюя представить события в выгодном для себя свете. Это особенно характерно для политиков, военных и сотрудников спецслужб.

На вопрос Добрюхи о там, как готовилась и какое кодовое название было у операции по снятию с должности Хрущева, он ответил правдиво, обстоятельно:

— Нет. Мы к этому не готовились. В аппарате КГБ вообще мало кто про это знал. Мы даже и не называю это операцией, а тем более никак ее не именовали.

Мы в КГБ на этот счет вообще нигде и никаких следов не хотели оставлять. Это делал Президиум ЦК. А мы были, как говорится, на подхвате. Мы были фактически теми, кто исполнял поручение политического руководства страны. Поэтому мы все это не облекали в форму какой-то законченной операции…

— Но раз не информировали Хрущева, что для него готовится, выходит, заговор был?

— Ну. заговор был… но в таком смысле, что и любое самое плохое собрание тогда тоже заговор, раз оно заранее готовится и учитывается, кто и как себя на нем поведет.

— Когда вы Хрущева встретили в аэропорту Внуково и сказали, что его ждут в Кремле, вы ехали с ним вместе в машине?

— Нет. Они вдвоем с Микояном сели в его машину. Машина Микояна осталась пустой. За машиной Хрущева пошла машина с охраной… Таким образом, Хрущев и Микоян уехали вдвоем. Уже из машины я позвонил и сообщил, что еду… что едем в Кремль. И что они, возможно, будут обедать вместе с другими членами Президиума ЦК, если они еще не пообедали.

Когда же охрана Хрущева начала заглядывать в мою машину, а у меня впереди оказался офицер из 9-го управления, потому что мне Брежнев посоветовал на эти дни взять себе охрану… (!) Я взял офицера из 9-го управления. Ну, они знали, что у меня никогда охраны не было, а тут вдруг их коллега из 9-го управления сидит впереди у меня. И они начали посматривать все время с таким интересам большим… Я сказал водителю, чтобы он затормозил на обочину, подождал, пропустил их всех вперед, чтобы не вызывать ни у кого никаких недоуменных вопросов. И вот после этого позвонил в Кремль и все рассказал: доложил, что едут, так что будьте готовы (!). И поехал следам…

Не знаю, обедали они или не обедали, но. в конце концов, известно, что не то в час, не то в два часа дня они пошли на заседание Президиума ЦК. И заседание это, как ни покажется странным, открывал Хрущев. Но первым попросил слова Брежнев. И Брежнев начал свое выступление с критики и с анализа недостатков, допускаемых Хрущевым. А за ним уже — Подгорный, и пошли все члены Президиума выступать. А выступали они по часу, по полтора. И так продолжаюсь до глубокой ночи. Когда же закончилось заседание, мне позвонил Брежнев и говорит:

— Куда Он поедет?

— Да куда угодно пусть едет, — сказал я. — Хочет на квартиру — на квартиру. Хочет на дачу — на дачу. Хочет — в особняк. (Он жил еще в то время в особняке на Ленинских горах.) Это очень просто, потому что я уже сменил везде всю охрану: и на даче, и на квартире, и в приемной, и водителей заменил (!)… Все, понимаете, уже сделано так. чтобы никаких случайностей! (И это Семичастный не считает заговором?!)

— Но Он же это заметил?

— Ну а как же… Он все понял с первого выступления Брежнева, что его пригласили сюда не для того, чтобы ему объясняли… не для корректировки пятилетнего плана и не для изучения записок по сельскому хозяйству. Ничего подобного. Из выступлений Брежнева и Подгорного уже было ясно, что речь идет о том, чтобы освободить его от обязанностей. Он начал перебивать, огрызаться, начал какие-то реплики бросать, но… Ему сказали, что… мы вам дадим слово. А пока послушайте, что вам скажут.