Закат и падение Римской империи. Том 7 - [35]

Гарем Чингиса состоял из пятисот жен и наложниц, а между его многочисленными детьми четверо сыновей, отличавшихся знатностью происхождения и личными достоинствами, занимали под начальством своего отца высшие мирные и военные должности. Джучи был главным егермейстером, Джагатай— высшим судьей, Октай — министром, Тули — полководцем, а их имена и подвиги нередко бросаются в глаза в истории его завоеваний. Трое из этих братьев и их семьи были тесно связаны между собою и личными интересами и желанием общей пользы, и потому довольствовались положением зависимых владетелей, а Октай был с общего согласия провозглашен великим ханом, или императором, монголов и татар. Ему наследовал его сын Гуюк, после смерти которого императорская власть перешла к его двоюродным братьям, сыновьям Тули и внукам Чингиса, Менгу и Хубилаю. В течение шестидесяти восьми лет, протекших со смерти Чингиса, его первые четыре преемника покорили почти всю Азию и значительную часть Европы. Не стесняясь порядком времени и не вдаваясь в подробности событий, я опишу в общих чертах успехи монгольского оружия: 1) на востоке, 2) на юге, 3) на западе и 4) на севере.

1. Перед нашествием Чингиса Китай был разделен на две империи, или династии, — Северную и Южную, а различие происхождения и интересов смягчалось общим сходством законов, языка и национальных нравов. Северная империя, у которой Чингис отнял несколько провинций, была окончательно завоевана через семь лет после его смерти. После утраты Пекина император перенес свою резиденцию в город Кайфын, который имел несколько миль в окружности и, по словам китайских летописцев, заключал в своих стенах миллион четыреста тысяч семейств, частью постоянно там живших частью искавших там временного убежища. Он бежал оттуда только с семью всадниками и укрылся в третьей столице, но, будучи доведен до отчаяния, заявил во всеуслышание, что виною всех напастей не он, а злая судьба, затем взошел на погребальный костер и приказал зажечь этот костер, лишь только он сам себе нанесет смертельный удар кинжалом. Династия Сун — этих старинных наследственных владетелей всей империи — пережила почти сорока пятью годами падение северных узурпаторов, а окончательное завоевание всей страны было совершено Хубилаем. В этот промежуток времени монголы нередко занимались внешними войнами, отвлекавшими их внимание от Китая, и хотя китайские солдаты редко осмеливались вступать с завоевателями в борьбу в открытом поле, они отличались таким пассивным мужеством, что неприятелю пришлось брать бесчисленное множество городов штурмом и убить миллионы людей. При нападении на города и при их обороне употреблялись в дело старинные военные машины и греческий огонь; в ту пору уже было, как кажется, хорошо известно употребление пороха в пушках и в бомбах, а осады велись магометанами и франками, привлеченными на службу к Хубилаю щедрыми наградами. После переправы через великую реку войска и артиллерия были перевезены по многочисленным каналам до императорской резиденции Гамшу, или Квинсэ, в страну шелководства, отличавшуюся во всем Китае своим восхитительным климатом. Носивший звание императора беспомощный юноша отдался в плен и отказался от престола, а перед тем как его отправили в ссылку в Татарию, он девять раз ударял лбом о землю или в знак того, что молит о пощаде, или в знак того, что благодарит великого хана за оказанное ему милосердие. Однако сопротивление (в ту пору оно уже называлось мятежом) еще продолжалось в южных провинциях от Гамшу до Кантона, и остатки тех, кто еще отстаивал свою независимость, перешли с сухого пути на корабли. Но когда флот Зонгов был со всех сторон окружен превосходящими неприятельскими силами, самый храбрый из их защитников бросился в волны, держа на руках малолетнего императора. "Лучше умереть монархом, — воскликнул он, — чем жить рабом". Сто тысяч китайцев последовали его примеру, и вся империя от Тонкина до Великой стены подпала под владычество Хубилая. Его безграничное честолюбие стремилось к завоеванию Японии; его флот два раза потерпел кораблекрушение, и на эту безуспешную экспедицию была потрачена жизнь ста тысяч монголов и китайцев. Но силою своего оружия или страхом он наложил в различных видах бремя налогов и зависимости на соседние страны — Корею, Тонкин, Кохинхину, Пегу, Бенгал и Тибет. Он отправил флот из тысячи судов для осмотра берегов Индийского океана; после шестидесятивосьмидневного плавания этот флот достиг равноденственной линии — по всему вероятию, острова Борнео, и, хотя он возвратился не без добычи и не без славы, император был недоволен тем, что варварский царь не попался к нему в руки.

2. Индостан был завоеван магометанами в более позднюю пору, в царствование ханов из рода Тимура; но завоевание Ирана, или Персии, было довершено внуком Чингиса Хулагуханом, который был братом и полководцем двух царствовавших один вслед за другим императоров Менгу и Хубилая. Я не буду перечислять всех султанов, эмиров и атабеков, которых он обратил в пыль и в прах, но то, что он искоренил персидских ассасинов, или измаилитов, можно считать за оказанную всему человечеству услугу. Среди гор, лежащих на юге от Каспийского моря, эти гнусные сектанты владычествовали безнаказанно в течение более ста шестидесяти лет, а их монарх, или имам, назначал наместника для управления той колонией Ливанских гор, которая была такой знаменитой и грозной во времена Крестовых походов. К фанатизму последователей Корана измаилиты присоединяли индийское учение о переселении душ и произведения фантазии своих собственных пророков и считали своим первым долгом слепо подчинять свою душу и свое тело приказаниям наместника Божия. Миссионеры этого наместника употребляли в дело свои кинжалы и на Востоке и на Западе; христиане и магометане указывали и, быть может, преувеличивали число тех знаменитых людей, которые были принесены в жертву религиозному рвению, корыстолюбию или мстительности "старца", неправильно называвшегося "старцем горы". Но его единственное орудие — кинжал было сломлено мечом Хулагу, и от врагов человеческого рода не осталось ничего, кроме слова ассасины, усвоенного всеми европейскими языками в его самом отвратительном смысле. Пресечение рода Аббасидов не может ускользнуть от внимания тех, кто следил за его возвышением и упадком. С тех пор как тираны Аббасидов Сельджуки утратили свое могущество, халифы снова вступили в обладание своим наследственным достоянием — Багдадом и арабским Ираком; но спокойствие их столицы нарушалось богословскими спорами, а повелитель правоверных не выходил из своего гарема, состоявшего из семисот наложниц. Нашествию монголов он противопоставил слабую армию и высокомерные посольства. "Трон потомков Аббаса, — говорил калиф Мустасим, — воздвигнут по воле небес; их врагов ожидает неизбежная гибель и в этом мире и в том. Кто же этот Хулагу, осмеливающийся восстать против них? Если он желает мира, пусть немедленно удалится со священной территории; тогда он, быть может, получит от нашего милосердия прощение своей вины". Эту самоуверенность поддерживал коварный визирь, уверявший своего повелителя, что если бы варвары проникли в город, женщины и дети забросали бы их с городского вала каменьями. Но лишь только Хулагу прикоснулся к призраку, этот призрак исчез как дым. После двухмесячной осады Багдад был взят монголами приступом и разграблен, а их варварский повелитель осудил на смерть халифа Мустасима — этого последнего из светских преемников Магомета, знатные потомки которого из рода Аббаса владычествовали в Азии в течение более пятисот лет.