Закат и падение Римской империи. Том 7 - [17]

 I. В царствование Справедливости и Ватацеса возник между двумя офицерами спор: один из них обвинял другого в отстаивании наследственных прав Палеологов. Согласно с новой юриспруденцией латинов спор был разрешен поединком; обвиняемый был побежден, но он не переставал настоятельно утверждать, что виновен был он один и что он выражал свое опрометчивое или преступное мнение без одобрения или без ведома своего патрона. Тем не менее невинность коннетабля возбуждала сильные подозрения; недоброжелатели не переставали преследовать его своими наветами, а хитрый царедворец архиепископ филадельфийский убедил его подчиниться суду Божию и вынести испытание огнем. За три дня до испытания на руку обвиняемого надели мешок, который запечатали царской печатью, и он должен был три раза пронести раскаленный докрасна железный шар от алтаря до балюстрады святилища, не прибегая ни к каким уверткам и не подвергаясь никаким физическим повреждениям. Чтоб уклониться от этого опасного испытания, Палеолог прибегнул к остроумной шутливости. "Я воин, — сказал он, — и не боюсь вступить в борьбу с моими обвинителями с оружием в руках; но я — мирянин и грешник, не одаренный способностью творить чудеса. Ваше благочестие, святой епископ, достойно небесного заступничества, и я готов принять из ваших рук раскаленный шар, который будет служить поручительством за мою невинность". Архиепископ смутился, император улыбнулся — и оправдание или помилование Михаила было упрочено новыми наградами, с одной стороны, и новыми заслугами, с другой.

 II. Состоя в следующее царствование в звании никейского губернатора, Михаил был втайне извещен, что отсутствующий император питал к нему недоверие и что ему придется поплатиться или жизнью, или зрением. Вместо того чтобы дожидаться возвращения Феодора и его приговора, коннетабль бежал с несколькими приверженцами из города за пределы империи, и хотя дорогой его ограбили степные турки, он нашел при дворе султана гостеприимное убежище. В своем неловком положении изгнанника Михаил сумел согласовать долг признательности с долгом патриотической преданности: он обнажал свой меч для борьбы с татарами, предостерегал от опасностей стоявшие на римской границе гарнизоны и содействовал своим влиянием заключению мирного договора, в который было включено условие о его помиловании и возвращении в отечество.

 III. В то время как Михаил охранял западные провинции от царствовавшего в Эпире деспота, он снова возбудил при дворе подозрения и подвергся осуждению, и такова была его верноподданническая преданность или слабость, что он подчинился приказанию заковать его в цепи и вести пешком из Дураццо в Никею на расстоянии шестисот миль. Вежливость посланца, на которого было возложено это поручение, облегчила его несчастное положение; болезнь императора рассеяла его опасения, а то, что Феодор поручил ему перед смертью своего сына, послужило доказательством и невинности Палеолога, и его влияния.

Но его невинность была так сильно оскорблена, а его влияние было так велико, что уже ничто не могло сдерживать этого даровитого подданного на открывшемся для его честолюбия поприще. На совете, собравшемся после смерти Феодора, он прежде всех принес присягу в верности Музалону и прежде всех ее нарушил, а вел он себя с такой ловкостью, что пожал плоды происшедшей через несколько дней после того резни, не навлекши на себя не только никаких обвинений в этом преступлении, но даже никаких упреков. При выборе регента он взвешивал личные интересы и страсти кандидатов, отклонял их зависть и ненависть от самого себя, направляя ее на их соперников, и доводил их всех до сознания, что после их притязаний самыми основательными были притязания Палеолога. На время продолжительного несовершеннолетия монарха он принял или присвоил себе правительственную власть с титулом великого герцога; Патриарх пользовался почетом, но не имел никакого влияния, а мятежную аристократию он подкупал или сдерживал преобладающим влиянием своего гения. Плоды бережливости Ватацеса были положены на хранение в укрепленном замке на берегах Герма под надзором верных варангов; коннетабль удержал за собою высшее начальство над иноземными войсками или умел подчинять их своему влиянию; он употребил гвардейцев на то, чтоб овладеть сокровищем, а сокровище употребил на то, чтоб подкупить гвардейцев, и какое бы он ни делал неправильное употребление из общественных сумм, его характер не допускал подозрений в личном корыстолюбии. Он старался и сам, и через своих эмиссаров распространять между подданными всех классов убеждение, что их собственное благосостояние будет увеличиваться соразмерно с прочностью его власти. Он облегчил податное бремя — этот постоянный повод для народных жалоб — и воспретил как испытания огнем, так и судебные поединки. Эти варварские учреждения уже были отменены или утратили свою обязательную силу и во Франции, и в Англии, а обращение к приговору меча было оскорбительно как для здравого смысла народа образованного, так и для нравов народа невоинственного. Ветераны были признательны за то, что средства существования были обеспечены для их жен и детей; священники и философы хвалили пылкое рвение, с которым Палеолог поддерживал религию и ученые занятия; а его неопределенное обещание награждать заслуги каждый применял к своим собственным надеждам. Сознававший влияние духовенства, Михаил с успехом старался снискать расположение этого могущественного сословия. Он нашел удобный для этого случай в дорого стоившей поездке духовенства из Никеи в Магнезию; самых влиятельных прелатов соблазнила щедрость, которую он выказывал во время своих ночных визитов, а неподкупный Патриарх был польщен почетом, который ему оказывал его новый коллега, ведя по городу за узду его мула и отодвигая на почтительное расстояние докучливую народную толпу. Не отказываясь от прав своего царского происхождения, Палеолог поощрял свободное обсуждение выгод, доставляемых наследственной монархией, а его приверженцы спрашивали наглым тоном победителей, какой бедный вверит свое здоровье искусству наследственного доктора и какой торговец вверит управление своим кораблем искусству наследственного кормчего? Ввиду юности императора и неизбежных при несовершеннолетии монарха опасностей требовалось назначение достигшего зрелых лет и опытного регента — требовалось назначение такого соправителя, который стоял бы выше зависти своих сверстников и был бы облечен титулом и правами царского достоинства. Великий герцог согласился опекать и воспитывать Феодорова сына для пользы юного принца и его народа, не ища никаких выгод ни для самого себя, ни для своего семейства; но он с нетерпением ожидал той счастливой минуты, когда он передаст в более надежные руки императора управление его наследственным достоянием и когда сам станет в неизвестности наслаждаться жизнью частного человека. Сначала ему были даны титул и прерогативы деспота, дававшие ему право носить пурпуровую мантию и занимать второе место в империи. Впоследствии было условлено, что Иоанн и Михаил будут провозглашены соимператорами и будут подняты на щит, но что первенство будет предоставлено более высокому происхождению первого из них. Два царственных соправителя поклялись во взаимной дружбе, а на случай, если бы между ними произошел разрыв, подданные поклялись восстать против зачинщика ссоры; это было двусмысленное выражение, которое легко могло сделаться источником раздоров и междоусобиц. Палеолог казался довольным, но в день коронования в Никейском соборе его ревностные приверженцы стали горячо отстаивать его права на первенство и по летам, и по заслугам. Этот неуместный спорный вопрос был устранен тем, что коронование Иоанна Ласкариса было отложено до более удобной минуты, и юный император фигурировал в свите своего опекуна с легкой короной на голове, а императорскую корону получил из рук Патриарха один Михаил. Арсений не без крайней неохоты перестал отстаивать интересы своего питомца; но варанги размахивали своими боевыми секирами; от напуганного юноши вынудили знак одобрения, а иные стали громко утверждать, что жизнь ребенка не должна долее служить препятствием для благосостояния целого народа. Признательный Палеолог щедро осыпал своих приверженцев почестями и должностями. В среде своего собственного семейства он возвел одного из своих родственников в звание деспота и двоих — в звание севастократоров; Алексею Стратегопулу он пожаловал титул цезаря, а этот старый полководец отплатил за оказанное ему отличие тем, что возвратил греческому императору Константинополь.