Закат и падение Римской империи. Том 5 - [32]

Уменьшение народонаселения в Ломбардии и увеличение лесов доставляли большой простор для занятия охотой. Изобретательность греков и римлян никогда не доходила до того удивительного искусства, которое учит летающих в воздухе птиц распознавать голос своего господина и исполнять его приказания. В Скандинавии и в Скифии водились самые смелые и самые послушные соколы: их приучали и дрессировали жители этих стран, беспрестанно рыскавшие по полям то верхом, то пешком. Эта любимая забава наших предков была введена варварами в римских провинциях, а по италийским законам меч и сокол имели одинаковое достоинство и важность в руках знатного лангобарда.

Влияние климата и примера соседей было так быстро, что четвертое поколение лангобардов смотрело с удивлением и с отвращением на изображения своих диких предков. Их головы были выбриты на затылке, но их косматые пряди волос падали им на глаза и на губы, и их длинные бороды были выражением имени и характера нации. Их одежда состояла, по примеру англосаксов, из просторного полотняного платья, украшенного, смотря по вкусу, широкими разноцветными каймами. Их голени и ноги были одеты в длинные чулки и в открытые сандалии, а верный меч всегда висел у них на поясе даже в мирное время. Впрочем, под этим странным костюмом и свирепой внешностью нередко скрывались кротость и великодушие, и лишь только утихало вызванное битвой ожесточение, человеколюбие победителей иногда поражало удивлением и пленников и подданных. Пороки лангобардов происходили от их страстей, невежества и склонности к пьянству, а их добродетели тем более достойны похвалы, что на них нисколько не влияло лицемерие общественных нравов и что они не были плодом строгих стеснений, налагаемых законами и воспитанием. Я не побоялся бы уклониться от моего сюжета, если бы был в состоянии обрисовать домашнюю жизнь завоевателей Италии; но я с удовольствием расскажу любовное приключение Автари, которое отзывается настоящим духом рыцарства и романтизма.

После смерти Меровингской принцессы, своей невесты, он стал искать руки дочери короля Баварского, и Гарибальд согласился на родственный союз с итальянским монархом. Выведенный из терпения медленностью переговоров, пылкий любовник покинул свой дворец и посетил баварский двор в свите своего собственного посла. На публичной аудиенции этот никому не знакомый чужеземец приблизился к трону и сообщил Гарибальду, что посол действительно был государственный министр, но что он один пользовался личной дружбой Автари, который возложил на него деликатное поручение доставить ему верное описание прелестей его будущей супруги. От Теоделинды потребовали, чтобы она подвергла себя этому важному осмотру; простояв минуту в безмолвном восторге, Автари приветствовал ее титулом королевы Италии и смиренно попросил, чтобы согласно обычаям нации она поднесла кубок вина первому из своих новых подданных. По приказанию отца она исполнила эту просьбу; Автари взял, в свою очередь кубок и, возвращая его принцессе, тайно прикоснулся к ее руке и затем приложил свой палец к своему лицу и к губам. Вечером Теоделинда рассказала своей кормилице о нескромной фамильярности чужеземца и была утешена уверением, что такую смелость мог дозволить себе только король, ее будущий супруг, который по своей красоте и своему мужеству, по-видимому, был достоин ее любви. Послы отправились в обратный путь, и, лишь только они достигли границы Италии, Автари привстал на своих стременах и пустил свою боевую секиру в дерево с необыкновенной силой и ловкостью. "Вот,— сказал он удивленным бава-рам,— какие удары наносит король лангобардов". При приближении франкской армии Гарибальд и его дочь укрылись во владениях своего союзника, и брак был совершен в Веронском дворце. По прошествии одного года он был расторгнут смертью Автари; но своими добродетелями Теоделинда снискала любовь нации и ей дозволили отдать вместе с ее рукой скипетр итальянского королевства.

Из этого факта и из других ему подобных, несомненно явствует, что лангобарды имели право выбирать своего монарха, но что у них было достаточно здравого смысла, чтобы воздерживаться от частного пользования этой опасной привилегией. Источником государственных доходов были возделанные земли и отправление правосудия. Когда самостоятельные герцоги изъявили свое согласие на то, чтобы Автари вступил на престол своего отца, они уделили по меньшей мере половину своих доходов на покрытие королевских расходов. Самая гордая знать искала чести служительских должностей при особе своего государя; он награждал преданность своих вассалов по своему усмотрению денежными пенсиями и бенефициями и старался загладить бедствия войны основанием богатых монастырей и церквей. Он исполнял обязанности судьи в мирное время и обязанности главнокомандующего во время войны, но никогда не присваивал себе прав единственного и самовластного законодателя. Король Италии созывал народные собрания в Павийском дворце или, всего вероятнее, на полях вблизи от столицы; его высший совет состоял из лиц самого знатного происхождения и самого высокого звания; но законная сила и исполнение их постановлений зависели от одобрения