Да что ему дался этот стук?!..
Ринальд всё-таки прошелся по коридору в поисках, возможно, какой-нибудь неглубокой ниши, вжавшись в которую, некто (или нечто?) мог какое-то время оставаться незамеченным, однако ничего похожего не обнаружил. Он уже собрался вернуться к себе, когда всё крыло дворца огласилось встревоженными криками. Молодой Морганн, оруженосец Конана, звал на помощь. Ринальд немедленно бросился на его голос, спустя несколько мгновений к нему присоединились остальные спутники аквилонского короля. Морганн, сбиваясь, говорил, что, как и положено, стоял на посту у дверей королевских покоев и вошел внутрь, когда Конан позвал его — но это было и всё, что киммериец успел сделать. Морганн обнаружил его лежащим не в постели, а на полу, и при том без чувств, точно мертвого. В том же состоянии Конан находился и сейчас — вероятно, почувствовав, что с ним что-то неладно, он попытался встать прежде, чем потерял сознание. Паллантид склонился над ним, коснувшись пальцами трепещущей на шее правителя Аквилонии жилке, облегченно произнес:
— Король жив.
— Пропустите меня! Откройте окна!
Удивительно, с какой завидной силой и проворством маленькая Лю Шен, расталкивая бестолково столпившихся мужчин, рвалась к своему господину. И они уважительно расступились перед ней, зная, что если кто и может сейчас принести пользы больше всех остальных, вместе взятых, так это именно кхитаянка. Ей, однако, ничего не пришлось делать: едва лишь в помещение ворвался поток холодного воздуха, Конан пошевелился, открыл глаза и сел, встряхивая головой.
— Что за ерунда? Что происходит? — спросил он.
— Не двигайся, господин, — Лю Шен не просила и не советовала — она требовала. — А вы, кто-нибудь, поднимите его и положите на постель, а не стоите, как стадо баранов!
Паллантид и Морганн исполнили приказание девушки, хотя Конан тут же заявил, что он сам вполне способен встать и ни в чьей помощи для этого не нуждается.
— Нуждаешься, — возразила Лю Шен. — Не надо со мной спорить, господин. У кого-нибудь здесь достанет ума принести воды?..
Воины подчинились ей даже, когда Лю Шен попросила их выйти и оставить Конана с нею вдвоем.
— Что произошло, господин? — опросила она, глядя на него встревоженно и нежно, — Расскажи мне.
— Ну… я не знаю. Мне снился какой-то дурацкий сон, будто я сражаюсь с неким не то человеком, не то чудовищем, я видел только силуэт, но не различал лица. Потом он вцепился мне в горло и стал душить… хотя нет, сначала он, или оно, прижал меня к земле так, что я не мог даже пошевелиться, а затем… я проснулся оттого, что мне было нечем дышать, но оно… это… Как будто не исчезло. Я хотел позвать Морганна, но не успел.
— Ты позвал его, — возразила Лю Шен.
— Да? Я не помню, — Конан всё еще ощущал непривычную слабость, и это его раздражало. — Но всё это просто ерунда, со мной всё нормально.
— Не совсем, — сказала кхитаянка.
Она прекрасно понимала, что происходит в душе Конана. Такие люди, привыкшие чувствовать и осознавать свою силу и мощь, испытывают почти детский страх и растерянность, обнаружив, что тоже уязвимы и смертны. Если бы киммериец был ранен в битве, всё было бы иначе — боль от ран он знал и умел терпеть. Но такая нелепость, как обморок — разве пристало мужчине терять сознание, точно какой-то бабе? Да еще его люди оказались свидетелями этой неизвестно откуда взявшейся слабости! Было от чего испытывать досаду. Девушка успокаивающе прижала свою маленькую прохладную ладонь к щеке киммерийца. Сейчас он был для нее не королем и господином, а человеком, нуждающимся в поддержке и утешении.
— Тебе надо отдохнуть, господин, — произнесла она
— Это проклятый дворец, — проворчал Конан. — Тут точно какое-то колдовство, я это чувствую!
Лю Шен слышала, как быстро и неровно бьется его сердце, и догадывалась, что гиганту-северянину гораздо хуже, чем он пытается показать. Насчет колдовства она сомневалась, скорее всего, причина такого его состояния — то, что он всю жизнь провел в непрерывной бешеной скачке, не зная никаких передышек. Рано или поздно собственное тело вполне могло предать его. Но как скажешь об этом человеку, упрямо отказывающемуся признавать, что ему уже не двадцать и не тридцать зим?
— Позови Ринальда, — сказал киммериец. — Сейчас.
— Да, конечно, если ты этого хочешь, господин.
— Лю Шен? Ты можешь назвать меня по имени?
— Разумеется, Конан, — легко ответила девушка, сама удивившись, как это у нее получилось. — Лэрд сейчас придет.
Он и не уходил, впрочем, как и остальные, стоя по другую сторону двери, словно в ожидании приговора. Стоило Лю Шен появиться, аквилонцы окружили ее.
— Что с королем? Ты знаешь?.. Ему ничего не нужно?..
Молчал один только Ринальд, снова отчетливо вспомнив своего отца. И как лэрд Руфус однажды просто упал, коротко вскрикнув, и больше не поднялся. Да, Ринальд молчал и вообще держался чуть в стороне от остальных, но по его напряженному серому лицу Лю Шен сразу поняла, насколько он встревожен.
— Ему нужно, чтобы вы оставили его в покое и перестали толкаться на пороге и говорить все разом, — произнесла Лю Шен. — Расходитесь и ничего не бойтесь. Господину уже лучше. Лэрд Ринальд, король звал тебя.
