Заиндевевший - [23]

— Садись, ешь, — поступил новый приказ, и уговаривать себя Лея не заставила.

Она накинулась на мясную похлебку, плюя на то, как должно быть выглядит со стороны. Голод заявил о себе во всеуслышание, отодвигая гордость и благородные манеры на второй план. Она прямо руками вылавливала куски мяса из тарелки и заталкивала их в рот. На Асмунда не смотрела, пока не услышала его смех.

— Не знал, что благородные леди, — это он произнес так ехидно, что Лею передернуло от отвращения, — могут есть, как свиньи.

Злые слова рвались с языка, но Лея затолкала и их подальше. Она понимала, что Асмунд намеренно провоцирует ее, и не могла позволить себе ответить ему тем же. Он и так достаточно груб с ней, а что будет, если она еще и разозлит его? Кроме того, в голове созревал план — притупить его бдительность и бежать. А для этого она должна быть послушной паинькой или даже безвольной овцой. И подходящий момент обязательно представится, только бы к тому времени они не успели забраться слишком далеко.

Уже через полчаса они были во дворе, ожидая, когда конюх выведет их лошадей. Асмунд приобнял ее за талию, играя роль верного супруга перед хозяином постоялого двора, что вышел проводить их. Лея чувствовала, как сильно сжимают ее его пальцы. Он практически щипал ее за кожу, но она стойко все терпела, понимая, что и ей придется сыграть эту роль до конца.

Когда они отъехали подальше от двора, Асмунд остановил лошадей, спешился и подошел к ней с явным намерением связать руки и ноги.

— Не делай этого, пожалуйста, — невольно взмолилась Лея, понимая, что второй такой скачки не вынесет. Кроме того, руки и ноги все еще болели, несмотря на чудодейственную мазь.

— Мне нужны гарантии, что ты не сбежишь.

— Я могу обещать тебе это.

— Обещаниям аристократов я давно уже не верю.

И он принялся прикручивать веревкой ее ноги к стремени. Лея закусила губу, сдерживая слезы. Если так и дальше пойдет, то умрет она гораздо раньше, чем появится возможность бежать.

И вновь началась бешеная скачка. Очень скоро стемнело окончательно. Лея не разбирала дороги, временами проваливаясь в бессознательное состояние. Ее колотил озноб. То ли на улице так похолодало, то ли начался жар. В темноте перед глазами мелькали деревья. и, казалось, что не будет этому конца и края. На это раз Асмунд привязал ее так, что она даже упасть с лошади и разбиться насмерть не могла себе позволить.

Сколько длилась скачка, Лея даже примерно не могла сказать. То ли уже прошли сутки, и она не заметила, как ночь сменил день, и снова наступила ночь, то ли они провели в седле несколько часов. Только на улице еще было темно, когда Асмунд остановил коней и подошел к ней. Лея не смогла даже выпрямиться в седле, так плохо ей было в тот момент. Она глаза-то с трудом открыла, чтобы взглянуть на врага. А уж с шеи лошади даже не хотела подниматься, согреваясь ее теплом.

Асмунд какое-то время стоял рядом и молча разглядывал ее. Потом зачем-то потрогал за плечо. Лея машинально отметила, как безвольно трепыхнулось ее тело, и удивилась, когда поняла, что это с ее губ сорвался протяжный стон.

— Черт! — выругался Асмунд, схватил обеих лошадей под уздцы и повел вглубь леса.

Он злится на ее беспомощность, — все так же равнодушно подумала Лея. Ну и пусть, не все ли ей равно.

Через какое-то время, совсем скоро, они остановились. Лея попыталась оглянуться, но малейшее движение головой отозвалось резкой болью где-то в глубине ее. Она снова застонала и упала на лошадь. Но Асмунд не оставил ее в покое, как она о том мечтала. Он уже отвязал ее и стягивал с лошади. Схватил в охапку и куда-то нес… Кажется, скрипнула дверь, а может и это ей только показалось. В нос ударил запах сырости и затхлости. И снова ей холодно, а все потому что Асмунд больше не прижимает ее к себе, а положил куда-то.

Возможно, она ему надоела, и он решил бросить ее на съедение диким животным. Но разве это сейчас имеет какое-то значение, когда ей так плохо? Лея понимала, что видит то, чего быть не может. Вокруг мелькали знакомые лица — отца, матери, брата… Это галлюцинации, конечно же. Но такие приятные. Она снова маленькая. Вот они с Вивой играют на любимой поляне в госпожу и горничную, как они любили это делать. Только Вива — госпожа, а Лея — горничная. Смешно и необычно. А вот она тайком скармливает дворовой собаке обед — отвратительную овсянку с овощами. Она ее терпеть не может, а повариха упорно раз в неделю готовит эту дрянь. Мама ругает ее за непослушание, но ей совершенно не грустно, а наоборот, хорошо и легко…

Лея вынырнула из омута бреда, и снова ей стало плохо. Горло горело, словно к нему приложили факел. В голове гудело. Ее трясло так, что она аж подпрыгивала на том, на чем лежала. А в углу она видела копошащегося огромного жука. Нет, конечно. Это не жук, а Асмунд склонился и что-то делает. Но как он сейчас похож на жука — с широкой спиной и спрятанной за ней головой.

Вспыхнул огонь, заливая внутренности комнаты тусклым светом. Охотничий домик, догадалась Лея, увидев вязанки сушеной травы и грибов, развешанные по углам. Тут же была свалена куча дров, которыми Асмунд и разжег очаг. Значит, спать им сегодня предстоит тут?