Загубленная любовь - [54]

Занятия любовью — отгадка загадки

Билл Берроуз был довольно труден в общении. Обычно он звонил в квартиру Трокки, а получив приглашение, смотрел на всех, кроме хозяина, как на пустое место. Он приходил встречаться с Трокки — и, похоже, только с ним. Берроуз был нашим литературным кумиром номер один, и невозможность сблизиться с ним стала в нашем кругу предметом частых обсуждений. Кое-кто из наркоманов, прихлебателей и дважды отсидевших преступников, приятельствовавших с Трокки, называли Берроуза заносчивым, тогда как другие считали его застенчивым. Мужчины и женщины разошлись по этим позициям на два лагеря, а я решила для себя, что высокомерие Билла скрывает под собой глубоко запрятанную беззащитность, а ещё глубже под всем этим вполне может оказаться милейший человек. Я никогда не была ярой феминисткой и нередко проезжалась по самолюбию приятельниц, принимая позы, которые привлекали внимание окружающих нас мужчин. Я всегда слишком увлекалась мужчинами. Одна девушка, в нашем кругу она была новенькой, высказала как-то предположение, что Берроуз — женоненавистник. Алекс отверг это высказывание, он настаивал, что всё, сказанное Берроузом о женщинах репортёрам вроде Дэниэла Одье[169] — не более, чем надуманная поза. Действительно, общепринятое мнение о Берроузе как о человеке, который ненавидит женщин, было издёвкой в духе Свифта, приоткрывавшей истинную реальность нашего мира — и конечно, это означало, что любой, кто считал Берроуза женоненавистником, был слишком глуп, чтобы претендовать на присоединение к нашему кругу. Последний, кто поднял этот вопрос, был просто-напросто вышвырнут из квартиры Трокки и никогда более не осквернял порога оной.

Уильям Берроуз — воистину противоречивая фигура. В начале шестидесятых британские власти считали его самой распоследней мразью. Мне пришлось ехать в Париж, там добывать экземпляры «Голого Ланча» и «Билета, который взорвался», а потом контрабандой везти их домой. К счастью, для меня это не было так уж затруднительно, поскольку я регулярно совершала прибыльные поездки на континент. Я доезжала до Парижа на машине, проводила там какое-то время, а потом отправлялась дальше, в Испанию. Да, порой такие выезды вели меня до самого Гибралтара, а то и в Марокко. В то время я была ещё девчонкой, незнакомой ни с чем крепче травки, колёс и шампанского. Шампанское я пила в огромных количествах, это было частью моей работы «хозяйки» в клубе — но травку курила ещё больше. Я начала толкать дозы, ещё когда работала в кафе «Эль Рио Фрэнка Критчлоу», и довольно быстро оказалась вовлечена в переброску больших партий наркотиков по Европе. В начале шестидесятых в этой сфере деятельности существовало разделение по расовому признаку — так, дилеры из Западной Индии толкали травку, а белые дилеры — гашиш. Всё это было довольно безобидно и весьма далеко от крупных кушей, так что моей побочной и менее прибыльной статьёй дохода была контрабанда книг, объявленных в Британии порнографическими. Именно в Испании я впервые попробовала опиум, поначалу я курила его, а спустя некоторое время стала колоться морфином и героином. Моё восхищение Берроузом было одной из причин того, что я по первому же предложению перешла на тяжёлые наркотики. Мне едва исполнилось двадцать, когда я скрутила свою первую сигарету с опиумом, это было летом 1964 года. В то время я только слышала о Билле и Алексе, поскольку внимательно прочла шедевр современной литературы каждого из них, но даже обычному читателю было ясно, что «Голый Ланч» и «Книга Каина» не могли быть написаны людьми без героиновой зависимости — нынешней или в прошлом. Если б не гера, произведения Билла и Алекса могли бы быть не более вызывающими, чем романы Ирвина Уоллеса[170] или А. Дж. Кронина[171]. Берроуз был моим героем, и оказавшись в кругу Трокки, я отчаянно искала способ заставить его поговорить со мной. Шанс представился однажды на квартире всё того же Трокки, когда меня пытался закадрить молодой человек по имени Клайд Хьюджес.

Клайд был застенчивым парнем, несколько «не от мира сего», студент, будущий инженер, с претензиями на интеллектуальность — тот самый типаж, к которому Берроуза сексуально тянуло. У Хьюджеса просто не было того, что мне нравилось в мужчинах, включая (но не ограничиваясь) хорошего запаса наличных, который так часто помогал мне преодолеть некоторые препятствия на пути к физической близости. Алекс сказал мне, что Берроуз сегодня вечером будет поздно, поэтому я флиртовала ровно настолько, чтобы Хьюджес не терял интереса к нашему общению. Мне пришлось давиться смехом, когда Клайд спросил, не хочу ли я отправиться к нему домой, посмотреть черновики макетов, которые он делал для нового андеграундного издания.

— А ты не можешь просто подарить мне один экземпляр, когда публикация выйдет?

— Детка, — отпарировал этот парень, — материал, который я готовлю, из тех, за которые ни один издатель в Лондоне не возьмётся.

— А как насчёт местных, в графствах?

— Кто их знает? Я тебе что говорю — если хочешь обойтись без разочарований и увидеть полностью материалы, которые у меня есть, а там и про испанского режиссёра Джесса Франко