Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул - [5]
Отчасти этихъ вопросовъ касались два первоклассныхъ русскихъ ученыхъ — Потебня и Веселовскій и послѣдователи перваго. Но они опять таки изслѣдовали заговоръ не самъ по себѣ, а какъ одинъ изъ случаевъ проявленія психологическаго параллелизма, мышленія посредствомъ сравненія; словомъ, они интересовались имъ постольку, поскольку замѣчали въ немъ сходство съ другими видами народнаго творчества, а не разницу; обращали вниманіе не на оригинальныя черты заговора, а на общія всей народной поэзіи. Рѣшенію намѣченныхъ сейчасъ вопросовъ я и посвятилъ эту работу. Невозможность въ достаточной мѣрѣ использовать западно-европейскіе заговоры была причиной того, что нѣкоторыя положенія могутъ показаться слабо аргументированными. Однако для меня ручательствомъ въ правильности избраннаго пути изслѣдованія и теоріи, явившейся результатомъ его, служитъ то обстоятельство, что даже въ томъ несовершенномъ видѣ, въ какомъ мнѣ удалось представить развитіе заговоровъ, они выступаютъ уже съ опредѣленной, характерной физіономіей, требующей и опредѣленнаго мѣста для себя среди другихъ видовъ поэтическаго творчества, а, слѣдовательно, является возможность отвѣта и на второй изъ поставленныхъ выше двухъ кардинальныхъ вопросовъ. Но это требуетъ привлеченія къ дѣлу новаго матеріала и новаго не менѣе кропотливаго изслѣдованія. Поэтому я позволяю себѣ во введеніи сдѣлать лишь краткое указаніе того направленія, въ какомъ должно искать отвѣта, на основаніи данныхъ, уже добытыхъ совершенною частью работы.
Такъ гдѣ же мѣсто заговора въ ряду другихъ видовъ поэтическаго творчества? Прежде всего — что это, эпическое, лирическое или драматическое творчество? Ни то, ни другое, ни третье. Или вѣрнѣе — и то, и другое, и третье, и даже четвертое, поскольку заговоръ является въ прозаическомъ видѣ. Съ теоретической стороны тѣмъ и интересенъ заговоръ, что онъ является отличнымъ представителемъ примитивнаго синкретическаго творчества, изъ котораго дифференцировались потомъ отдѣльные поэтическіе виды. Поскольку заговоръ заключаетъ въ себѣ элементъ дѣйствія, онъ относится къ драматическому творчеству. Здѣсь мы находимъ тѣ δρόμενα, ячейки, изъ которыхъ потомъ развилось драматическое дѣйствіе; здѣсь мы видимъ, какъ къ δρόμενα. присоединялись λεγόμενα, можемъ прослѣдить зарожденіе ихъ. Зародыши драматическаго творчества были именно въ заклинаніяхъ и заговорахъ. Но въ благопріятныя условія для развитія ихъ попали далеко не всѣ заклинанія. Естественно, что заговоры частнаго характера, т. е. исполнявшіеся въ интересахъ отдѣльнаго лица, не получили дальнѣйшаго развитія въ этомъ направленіи, такъ какъ не находили необходимой для себя общественной поддержки. Въ болѣе благопріятныхъ условіяхъ стояли заклинанія коллективныя, общественныя, т. е. совершавшіяся цѣлою группой въ интересахъ общины. Коллективныя заклинанія представляютъ уже сплошь да рядомъ рельефно выраженныя характерныя черты драмы: синкретизмъ дѣйствія, мимики и слова. Но судьба и этихъ заклинаній была различна. Рѣшительнымъ моментомъ для дальнѣйшаго развитія заклинанія является отношеніе его къ культу. Оно могло обратиться либо въ культъ, либо въ простой обрядъ, не имѣющій никакого касательства съ культомъ. Изслѣдованіе Фрэзера>{2}) показало, въ какомъ отношеніи къ заклинанію стоятъ нѣкоторые арійскіе культы, а въ частности культъ Діониса и Деметры, что для насъ особенно важно. Съ другой стороны достаточно опредѣленно уже установлено и отношеніе обряда къ заклинанію>{3}). Въ томъ и другомъ случаѣ въ основѣ усматривается заклинаніе. Понятно, что судьба драматическаго элемента въ культѣ и въ обрядѣ должна быть различной. Культъ сохраняетъ свою важность и серіозность, обрядъ вырождается въ игру и шутку. Вотъ каковъ предполагаемый путь доисторическаго развитія драматическаго творчества. Въ концѣ его мы находимъ двѣ вѣтви. Какая же изъ нихъ дала тотъ побѣгъ, который развился въ античную драму? Обратимъ вниманіе на то, что описанный сейчасъ процессъ драматическаго развитія намѣчается безъ помощи изслѣдованія самой драмы, какъ литературнаго вида. Теперь обратимся къ теоріи возникновенія драмы, созданной на основаніи данныхъ, представляемыхъ самой драмой. Ее высказалъ еще Аристотель, и она до сихъ поръ повторяется. Что же онъ говоритъ? Хотя показанія Аристотеля нѣсколько сбивчивы, все же онъ опредѣленно указываетъ, два исходныхъ пункта драмы. И эти два источника оказываются, какъ будто, тѣми двумя вѣтвями, какими кончилась доисторическая эпоха драмы. У Аристотеля сплетаются двѣ теоріи: по одной — драма происходитъ изъ взаимодѣйствія культовъ Діониса и Деметры, по другой — изъ пелопоннесской сатирической игры ряженыхъ. Совпаденіе двухъ концовъ въ первомъ случаѣ очевидно, если мы припомнимъ выводы Фрэзера относительно упомянутыхъ культовъ. Можно установить совпаденіе и двухъ другихъ концовъ. Для этого потребуется изслѣдовать отношеніе сатирической игры къ обряду, имѣющему въ основѣ заклинаніе. Что это была за игра? Прежде всего самое названіе трагедіи — τραγωδία — подчеркиваетъ въ ней два элемента: элементъ мимики, ряженія и элементъ пѣнія. Τραγωδία — пѣсня козла, сатировъ. Очевидно, это была хороводная обрядовая игра. А, какъ установлено, обрядовыя игры, сопровождающіяся пѣніемъ, пляской, ряженіемъ, первоначально вовсе не были простой забавой; онѣ имѣли важное соціальное значеніе. Онѣ развились изъ магическаго обряда, изъ заклинанія, и сплошь да рядомъ заключаютъ еще въ себѣ его отголоски. Нѣтъ ли такихъ отголосковъ и въ сатирической игрѣ? Самое участіе сатировъ уже даетъ поводъ заподозрить здѣсь присутствіе заклинательнаго элемента. Сатиры изображались полулюдьми-полукозлами. Откуда взялся такой образъ? Что это, изобрѣтеніе досужей фантазіи? Трудно допустить. Мы знаемъ, какую важную роль играло въ жизни первобытнаго человѣка то, что у насъ часто является только въ видѣ забавы. Такъ было хотя бы съ танцемъ. Относительно умственной дѣятельности надо допустить то же самое. Не слѣдуетъ никогда забывать, что примитивный человѣкъ вынужденъ неустанно бороться за свое существованіе. Все, что онъ создаетъ, имѣетъ либо прямое, либо косвенное отношеніе къ этой борьбѣ. Если намъ и кажутся фантастическія созданія примитивной миѳологіи плодомъ необузданной фантазіи, мы все-таки не имѣемъ права называть ихъ таковыми, пока не выясненъ самый процессъ созданія этихъ образовъ. Заговоры, особенно русскіе, столь обильные подобными образами, и здѣсь могутъ оказать громадную услугу миѳологіи. Въ нихъ намъ удается иногда прослѣдить процессъ превращенія самаго реальнаго образа въ цѣлую фантасмагорію и вскрыть его психологическіе мотивы. Если мы теперь съ этой точки зрѣнія будемъ разсматривать сатира, то прежде всего спросимъ: не соотвѣтствуетъ ли онъ какому-нибудь реальному образу? Есть основаніе предположить, что изображеніе сатира явилось на почвѣ заклинательнаго обряда. Полную параллель образа мы находимъ въ мимическихъ танцахъ различныхъ дикихъ народовъ. У американскихъ краснокожихъ видимъ получеловѣка-полубизона
