Заговор в золотой преисподней, или Руководство к действию - [60]

Из того, что автору удалось прочитать по российской истории 1905–1916 годов, в особый ряд встают, кроме Государя, такие фигуры, как Столыпин, Коковцев, Витте, Пуришкевич и… Распутин. И теперь вот вынырнувший из тьмы еврейской золотой преисподней Арон Симанович, волею судьбы вовлеченный в эпицентр событий тех лет, оставивший нам довольно яркие и правдивые, несмотря на хвастливый налет, свидетельства о тех днях и о Распутине.

В этой обойме — Николай Второй, Столыпин, Коковцев, Витте, Распутин и мельтешащий между ними Симанович — и хотелось повнимательнее рассмотреть фигуру Распутина.

Что объединяет этих разных по характеру и социальному положению людей? Прежде всего — широта мышления. Государя — в силу своего верховенствующего положения, природного ума и заложенного в него особым воспитанием мировоззрения. Столыпина — в силу его высокого положения, выдающегося природного ума, ответственности русского государственного деятеля, мыслящего как истинный патриот своей Родины. Коковцева — в силу недюжинного природного ума, изумительной порядочности и честности, ответственности государственного деятеля, мудрости и приверженности великим начинаниям Столыпина.

И, наконец, Распутина — тоже в силу его мужицкого природного ума, большой жизненной школы, силы воли, характера и веры в свое необычное предназначение. Мыслящего, во многом, категориями патриота своей Родины.

Симановича — в силу тонкого прагматического коммерческого ума, преданности еврейской идее, пренебрежения средствами в достижении целей. Плюющего на судьбы земли, вскормившей его и его потомков, как и единоверцев.

Эти люди жили и мыслили широко, действовали активно. Часто в строго заданном направлении. Кроме, может быть, Распутина. Потому что он, как в разговоре, так и в делах, перескакивал с одного на другое. Тем не менее.

Государь, чтобы Россия была великой и сильной; Столыпин, чтобы государство было великим и сильным; Коковцев, чтобы государство было великим и сильным; Распутин (?..); Симанович всю свою энергию, всю свою дьявольскую хитрость, все средства направлял на ослабление России, на развал государства. В этом ему неосознанно, а скорее всего в силу зависимости от него содействовал Распутин.

Вообще‑то я вынес такое впечатление, что он все‑таки поддерживал Государя, укрепляя его дух. Даже тогда, когда был не согласен с его решением. Например, в объявлении войны Германии. Да и в еврейском вопросе. Сначала интуитивно, а затем и сознательно заботился о величии и благополучии державы. Хотя неосознанно вредил России. В этом смысле он был одновременно созидателем и разрушителем. Он это понимал, иногда даже бунтовал, как свидетельствует Симанович, но его быстро приводили в чувство напоминанием того, кому он обязан своим благополучием. В разных ипостасях видится этот мужлан, по — разному смотрится. Но ярче всего, мне кажется, в роли народного заступника. По крайней мере эту роль он играл пе менее самозабвенно, чем роль кутилы и сердцееда. Всегда, всюду, перед всеми он непременно ходатайствовал прежде всего за простых людей. Последнее время, по свидетельству современников, жалоб и прошений от народа ему поступало больше, чем царю и царице.

«Царица, — замечает по этому поводу Симанович, — этим явлением была сильно обеспокоена. Она старалась, насколько это только было возможно, выполнять все поступающие просьбы, — и с циничной непосредственностью признается: — Мы старались это обстоятельство использовать для наших целей и советовали многим, к нам обращавшимся, подавать прошения царице, будучи уверены, что эти прошения будут удовлетворены».

Неважно — на пользу они государству или во вред. Как было с аферистами, поставившими крупную партию сахара немцам через Персию. В результате чего получалось, что воюющая с Германией Россия подкармливает Германию же. Симанович без тени смущения описывает, как он «спасал» от суда затейников этой аферы Зива и Хепнера. При помощи тогдашнего обер — прокурора Сената Добровольского и, естественно, Распугана. Они просто-напросто ошельмовали перед царицей генерала Батюшкина, председателя комиссии по расследованию дела Зива и Хепнера. И — таки добились прекращения судебного преследования.

В этом и во многих подобных делах по вызволению из-под стражи или суда всякого рода воров и аферистов, действовавших подчас во вред государству, роль Распутина никак не назовешь патриотической. Мало того, имея свой личный интерес от всех этих «добрых дел», его участие выглядит просто преступным. Но все это, по его мнению, было житейскими мелочами по сравнению с тем, что во всей стране, от края и до края, беспросветно бедствуют миллионы и миллионы простых людей. Это было его главной мыслью и болью. И это он стремился донести до сознания царя, внушить ему сострадание и склонить к участию в судьбе народа. В этом он чувствовал свою главную и необоримую правоту. И находил понимание со стороны царя. И чтобы бороться за эту свою правоту, он так же, как и Симанович, не стеснялся в средствах. И удивительно, что ему многое удавалось. Тем более удивительно, что он не обладал чинами, не занимал высоких постов. А был обыкновенным российским крестьянином. Он отлично понимал, что если б не Симанович с его связями, деньгами и изворотливостью, то он погряз бы в долгах и трущобах. Вот почему он закрывал глаза на проделки еврейской общины, хотя и видел явный вред от их деятельности русскому государству, обществу.