Заговор в начале эры - [99]

К вечеру следующего дня толпа у его дома выросла вдвое. В ней среди подвыпивших гладиаторов и римского плебса часто мелькали физиономии друзей и почитателей верховного жреца — Мамурры, Сервилия, Цепиона, Гая Требония. Здесь же был и вездесущий Клодий, всегда появлявшийся там, где бывали беспорядки. Выделялся своей атлетической фигурой молодой Марк Антоний, девятнадцатилетний племянник консуляра Гая Антония. Собравшиеся требовали возвращения Цезаря в сенат.

Для римлян, уже давно привыкших к уличным беспорядкам, это было по-своему новое и поучительное зрелище — массовая демонстрация в поддержку опального государственного деятеля. Вечными традициями люмпенского класса было пренебрежение к изгнанным и безусловная поддержка находящихся у власти магистратов. Поддержкой опального кандидата люмпенское сословие, возглавляемое несколькими именитыми патрициями, впервые открыто демонстрировало свою мощь всему народу и сенату. Отныне приходилось считаться с этим стихийным и по-своему хорошо организованным движением.

К исходу третьего дня толпа у дома Цезаря выросла до неприличных, с точки зрения сенаторов, размеров и насчитывала уже более десяти тысяч человек. Бойкие мальчики, которым было заранее уплачено, разносили бесплатно вино и хлеб. В результате долги Цезаря выросли еще на несколько талантов, но энтузиазм толпы нарастал с каждым часом.

Когда стали раздаваться крики с призывами насильно вернуть Цезаря в сенат, к толпе, наконец, вышел сам городской претор. Увидев своего любимца, римляне завопили от радости. Цезарь усмехнулся, поднимая руку и призывая к тишине. Он слишком хорошо знал истинную цену любви народа и своей популярности.

— Цезарь благодарит вас за все, — громко сказал о себе в третьем лице молодой претор, — но я прошу вас разойтись.

— Мы останемся здесь, — быстро выкрикнул Гай Оппий.

Толпа одобрительно загудела.

— Я прошу дать возможность сенату отменить свое решение, — очень громко произнес Цезарь, — я не совершал ничего противозаконного и думаю, что сенат отменит несправедливое решение. Я распустил ликторов и готов подчиниться решениям сената, оставаясь частным лицом.

Он знал, что уже через несколько часов об этих словах будет знать каждый сенатор в городе.

Механизм обмана толпы и использования народных масс в своих интересах не изменялся последние две тысячи лет, оставаясь универсальным орудием честолюбивых проходимцев и карьеристов. Спустя две тысячи лет голоса избирателей вновь будут покупать «хлебом и зрелищами», а толпу будет интересовать не предвыборная платформа кандидатов, а их умение накормить озлобленный люмпенский класс, увлечь людей звонкими лозунгами, пустыми обещаниями, демагогическими призывами.

— Мы не уйдем отсюда, — вновь раздался чей-то крик.

— Мы с тобой, Цезарь! — отозвался другой с противоположной стороны улицы.

Толпа радостно зашумела.

Клодий протиснулся вперед.

— Мы пойдем на сенат и заставим этих стариков изменить свое решение, — решительно сказал он.

— А ликторы? — спросил чей-то голос.

— Мы их разгоним.

— А легионеры префекта?

— Их тоже, — решительно махнул Клодий.

— Нет, — быстро поднял руку Цезарь, — я еще раз прошу вас разойтись. Нельзя одно беззаконие восстанавливать другим беззаконием. Я думаю, отцы-сенаторы поймут, что ни я, ни Метелл Непот, выдвигая Помпея, не имели дурных замыслов и стремились действовать на благо республики и народа римского. Мы хотели лишь защитить права римских ветеранов, столь много сделавших для нас.

Толпа одобрительно зашумела. Имя Помпея было у всех на устах. С этого момента все победы Помпея вольно или невольно будут связываться с именем Цезаря. В глазах римлян городской претор становился единственным защитником попранных прав армейских ветеранов, в массе своей составляющих люмпенское сословие.

Стремительно промотав награбленное, эти люди, привыкшие жить войной и грабежами, быстро опускались на дно, составляя неисчерпаемый резерв класса люмпенов. Но в их глазах Цезарь всегда был истинным другом и защитником.

Даже Домициана — старшая весталка, потребовавшая удаления провинившейся весталки Постумии из коллегии весталок, не получила нужного ей большинства голосов у жреческих коллегий, состоящих более чем наполовину из плебеев и разорившихся патрициев.

Ситуация в городе встревожила и самых твердолобых сенаторов. Инстинкт самосохранения подсказывал — с Цезарем лучше не связываться.

Собравшиеся в доме Катула сенаторы предложили восстановить Цезаря в его должности. По предложению Катона одновременно было решено увеличить бесплатную раздачу хлеба на беспрецедентно большую сумму, равную семи с половиной миллионам денариев.

Катон, Цицерон и все остальные понимали — нужно сделать все, чтобы вырвать люмпенское сословие из-под влияния Цезаря. Но что еще, кроме хлеба, могли дать эти магистраты. Спустя два месяца бесплатная раздача хлеба превратится в еще один триумф Цезаря, так как в большинстве своем люди, получая хлеб, считали, что и это милость щедрого Цезаря.

На следующее утро сенаторы, собравшиеся в храме Юпитера, почти единогласно проголосовали за отмену собственного постановления и торжественно разрешили Цезарю вновь приступить к исполнению своих обязанностей. Другим пунктом было решено принять предложение Катона и увеличить бесплатную раздачу хлеба.