Заговор в начале эры - [98]

— Я зачитаю свое предложение, — раздался надменный голос Метелла.

— Нет! — гневно закричал Катон.

Крики в зале усилились. Приверженцы Цезаря и Красса кричали особенно громко. Метелл, не обращая внимания на крики, развернул манускрипт.

Увидев, что его слова не действуют, Катон разозлился. Он подскочил к Метеллу и вырвал у него манускрипт. Метелл оттолкнул Катона и начал говорить:

— Я прошу отцов-сенаторов разрешить прославленному Гнею Помпею баллотироваться в консулы…

Дальше он договорить не успел. Подскочивший с другой стороны Терм начал стаскивать его с трибуны, зажимая ему рот. Метелл, пытаясь освободиться, толкнул народного трибуна, но, не рассчитав сил, упал вместе с ним. Все закричали, и к трибуне кинулись сразу два десятка сенаторов. Один из сторонников Цезаря, претор Квинт Тетурий Сабин, размахивая кинжалом, бросился на Катона. Оказавшийся рядом Мурена с трудом успел ухватить неистового претора за тогу, прикрывая телом народного трибуна. Сверху уже спешили сторонники Катона. Увидев, что начинается самая настоящая драка в стенах сената, Цезарь почел за благо выйти из здания. За ним поспешили Метелл и еще несколько сенаторов. Красс решил остаться и посмотреть за развитием событий. Лишь через некоторое время префекту Антистию и ликторам с трудом удалось навести относительный порядок.

Возбужденные сенаторы потребовали немедленной отставки Метелла и Цезаря. Поставив вопрос на голосование, они получили абсолютное большинство. Решением римского сената консулам были предоставлены полномочия по отзыву должностных лиц, не оправдавших доверия народа. Силан и Мурена вынуждены были пойти на отзыв Цезаря и Метелла со своих должностей. Оба консула сделали это под влиянием сената, а не повинуясь внутреннему рассудку. Досталось и бывшему консулу Антонию. Разъяренные сенаторы потребовали от него срочно закончить набор легионов и в двухдневный срок выступить против Катилины. Последний акт перед началом большой бойни был сыгран. Осталось ждать крови.

Глава XXVII

И сказал Саул слуге своему:

Вот, мы пойдем, а что мы принесем тому человеку?

Ибо хлеба не стало в сумах наших,

И подарка нет, чтобы поднести человеку Божию;

Что у нас?

I Книга царства, 9:7

Демократическое правление изначально несет в себе зачатки охлократических начал, ибо решения, принимаемые большинством, не всегда самые лучшие и верные. Весь ход истории подсказывает, что достойные и одаренные люди всегда составляют меньшинство в любом обществе и в любой произвольно взятой социальной группе людей. Но диктат серого большинства торжествует, ибо навязанное ими решение становится обязательным для меньшинства, что несколько противоречит самой идее демократии. В результате торжествует власть посредственности над талантом. Власть толпы над личностью, власть массы над индивидуумом. Человечество старается забыть, что один из самых страшных режимов в его истории — фашизм пришел к власти в результате народного волеизъявления.

При недостаточном сознании людей демократия ущербна, ибо неминуемо ведет к охлократии, подавляя индивидуалистское сознание меньшинства, отвергая его постулаты и принципы.

Римские сенаторы, уже выпускавшие власть из рук, не могли и не хотели понять, как изменились римляне за последние годы.

Они смотрели на власть имущих как на дойную корову, вопрошая, что даст им новый кандидат: «хлеба и зрелищ», новых рабов и покоренные города, прибыльные войны и богатые государства или голые рассуждения о чести и доблести римлян?

В разлагающемся государстве понятия чести, совести, достоинства становятся ненужными атрибутами романтического прошлого. На первый план выступает собственная выгода и нажива. В сильном демократическом государстве, наоборот, главными обязательствами государственной власти становятся защита чести и достоинства граждан. Это основной показатель здоровья общества.

В паразитическом обществе все большее число людей становится нахлебниками ловких мошенников и все большее число людей превращается в паразитический класс люмпенов, продающих все и вся во имя собственной сиюминутной выгоды.

И уже нельзя было идти к народу, неся в сердце своем слово божье и слово Истины. Рука дающего — да не оскудеет. Не преумножать своим трудом мощь и силу государства, а стараться, пребывая в лености, предаваясь своим порокам, урвать от «священной коровы» больший кусок для себя. Ибо смотрели люди и спрашивали: что у вас?

И Цезарь, отрешенный от должности, и Метелл знали, что сумы и руки их полны дарами. Но сердца их были переполнены ложью и притворством.

Уже к концу следующего дня у дома Цезаря собралась толпа, требуя его возвращения в сенат. Метелл, выступивший на площади с гневной речью против Катона, поспешил на всякий случай уехать к Помпею, под защиту его легионеров. Цезарь предпочел остаться в городе, не предпринимая сколько-нибудь решительных шагов.

Но не предпринимать видимых шагов для политика не значит пребывать в бездействии. Верховный жрец встречается с друзьями, принимает клиентов, рассылает рабов по городу, собирая, формируя и направляя действия городского плебса в его защиту.

Он хорошо знает, насколько это неорганизованная и беспорядочная масса и как трудно собрать людей на подобное мероприятие. И именно сознание этого заставляет его удвоить, утроить свои усилия. Только блестящая демонстрация народной любви может спасти сейчас положение Цезаря, и он делает все от него зависящее, дабы энтузиазм толпы не угасал.