Заговор против террора - [6]

Шрифт
Интервал

— Полезай в кабину грузовика и жди здесь, — отрывисто приказал он. Кирилл отметил, что Щеголев слегка волнуется и пытается замаскировать свое состояние резким, уверенным и грубым тоном. — Включи мотор и обогрев, ждать придется долго. Никуда не уходи, потому что когда дойдет до дела, ты должен быть на месте. Понял?

— Понял, товарищ полковник.

Щеголев вернулся в легковую машину, развернулся, буксуя на снегу, и двинулся к воротам. Там он остановился и к нему подошел охранник. Щеголев открыл окно и что-то сказал охраннику. К большому удивлению Кирилла охранник обошел машину, сел на пассажирское место, и машина укатила, оставив за собой распахнутые ворота и кладбищенскую тишину.

Кирилл запрыгнул в грузовик и повернул ключ, оставленный в замке зажигания. Мотор несколько раз прерывисто, с морозным скрежетом прокрутился, а потом вдруг ожил и заработал, издавая глухой, монотонный гул. Кирилл удивился такому легкому успеху. Он ожидал, что придется взять рычаг и вручную прокручивать мотор снаружи, как это обычно делалось в холод.

— Ну и дела, — рассуждал он сам с собой. — Что тут происходит? Неужели нельзя арестовать врага народа и, если уж так нужно, убить его в тюрьме? Если такое опасное поручение, почему не разрешили взять с собой оружие?

Он огляделся. По обе стороны неширокого, покрытого утрамбованным снегом проезда, уныло замерли редкие сосны и сбросившие листву деревья. Впереди, в сотне метрах, возвышался, как силуэт призрака, большой дом. Все его окна были погружены во мрак.

Почему не дают подробных инструкций? — тоскливо подумалось ему. — Странно все это. Охранник уехал, он-то, наверное, получил точные указания. Что это за дом такой странный? Должно быть, много жильцов в нем живет, судя по размеру, анив одном окне свет не горит. Посмотреть бы поближе, да нельзя уйти с поста.

Мысли Кирилла перенесли его в Москву. Сейчас, когда он начинает зарабатывать, и неплохо притом, найти бы невесту хорошую, да обзавестись семьей. Нужен, все же, мужику семейный уют и женская ласка.

Ярко вспыхнувшие фары, отраженные от зеркала заднего обзора, грубо вернули его в реальность. Через раскрытые ворота въехали две легковые машины и остановились шагах в двадцати от грузовика. Кирилл открыл окно и, обернувшись, стал наблюдать за происходящим, надеясь увидеть Щеголева и услышать его указания.

Из последней машины выскочили четверо и бросились к первой. Кирилл в свете фар увидел среди них Щеголева. Оперативники распахнули задние двери и ринулись вытаскивать пассажиров. Те сопротивлялись, завязалась борьба, раздались протестующие крики и грубые окрики, резкие команды.

— Башку свэрни, башку, — неслось из темноты. «Сильный грузинский акцент», — отметил Кирилл.

— Бэри за горло, ну, в это мэсто давай. Давай, давай.

Двое, вытащенных оперативниками из машины, уже не сопротивлялись. Их поволокли по снегу и бросили позади грузовика.

— Может, дубиной по головэ, чтобы нэ рисковать? — спросил грузинский голос.

— Это ни к чему, — отозвался кто-то. Кириллу показалось, что он видел этого человека накануне отъезда в Минск. Но сейчас было не до того, чтобы напрягать память.

Оперативники расселись по машинам, развернулись и рванули обратно за ворота. Щеголев подбежал к грузовику и скомандовал:

— Открывай задний борт.

Кирилл спрыгнул на землю и кинулся выполнять приказ. Схватившись за ржавые, холодные штыри, запиравшие борт, он обнаружил, что забыл в машине левую варежку. Едва уняв дрожь в руках, он изо всей силы рванул холодный металл. Задний борт с грохотом отвалился.

— Бросай их в грузовик, — отрывисто приказал Щеголев. — Живей, живей.

Кирилл подскочил к первому телу и схватил его за ноги, а Щеголев подхватил его за подмышки. По опыту Кирилл знал, как тяжело и неудобно тащить раненого человека или еще не остывший труп. Гораздо легче кантовать тело, когда оно уже задеревенело. Тот, которого они несли первым, еще не успел остыть. Кириллу даже показалось, что он еще живой, хотя и без сознания.

— Давай, — натужно скомандовал полковник, забрасывая тело в грязный кузов. В темноте Кириллу померещилось, что глаза у человека были закрыты. У мертвых они открыты. Неужто живой? Как видно, старый, от одного хорошего удара кулаком он бы развалился на части. Явно был безоружный.

Со вторым справились так же быстро. Щеголев поднял задний борт, Кирилл запрыгнул в кузов, загнал штыри в замки, спрыгнул на землю и остановился в нерешительности, ожидая дальнейших указаний.

— Садись за руль, чего зеваешь, — грубо скомандовал Щеголев, обходя машину. — Ты поведешь.

Кирилл сел за руль, развернулся и выехал за ворота.

— Направо, — бросил Щеголев и, вытащив из кармана лист бумаги, разгладил его на коленях.

— Впотьмах ни хрена на этой схеме не поймешь. — Голос звучал озлобленно и нервно. — Вот, вроде бы нашел. Сейчас налево поверни. Прямо, прямо. Скоро поворот. Да, здесь остановись. Выходи и открой борт. Свалим их на дорогу.

Спихнули их сверху вниз, как бревна, а потом Щеголев оттащил одного на несколько метров подальше от другого.

— В машину, — скомандовал Щеголев. Кирилл опять сел за руль. Полковник приказал: — теперь чуть вперед и развернись.


Еще от автора Алекс Маркман
Исповедь нераскаявшегося

«Исповедь нераскаявшегося» – это история о любви, верности и жестоких расправах. Главный герой рассказа никогда не совершал преступлений и не нарушал библейских заповедей. Но настал момент, когда ради любви пришлось их переступить и поставить на карту судьбу и жизнь.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.