Заговор - [12]

Шрифт
Интервал

— О-о! Папа с мной и играет чаще всего. И с мамой…

— Что?!

— Ну, маме некогда — она все время тренируется, или выступает…

— Да нет, я не… А как это — играет с мамой?

— Мы все вместе играем. Мы вообще все время почти играем.

— Как это?

— Ну так. Чтоб веселее было… Сегодня вот в дикарей играли. Что мы — племя Геллерумбо…

— Нич-ч-чего себе!.. Слушай, — а ты точно в Лондоне был?

— Был, я ж говорил тебе.

— Папа говорит, что это самый главный город. Там — Финансовый Олимп…

— Не знаю, не видел…

Они подошли к калитке городского сада. Швейцар преградил им дорогу, но Рэй-второй шепнул ему что-то — и тот вытянулся во фрунт. Рэй-первый уважительно заморгал.

В саду было пестро и нарядно. Клумбы, женские платья, вывески, карусели, солнечные зайчики слились в пестром калейдоскопе, как краски, если их смешать руками. Посреди плыли, как пузатые грибы, темные мужские силуэты.

Главная аллея сада была центральным проспектом, по которому двигались сюртуки под руку с цветастыми оборками и кружевами. Движение здесь носило плавный, ритуальный характер. Периферия сада была совсем другой: там задавали тон парочки, скрытые друг от друга в густой тени. Их близость к центральной аллее соответствовала их позерству: сидящие у аллеи изображали эффектную интимность, а отдаленные уголки были отданы тем, кто не желал видеть никого, кроме друг друга.

Туда-то Рэй-второй и повел недоумевающего Рэя-первого.

— Стой! Ты куда? Вот же все… — Рэй-первый тянул за рукав своего тезку, показывая на центральную аллею. Его взгляд напряженно скользил по прохожим, выискивая среди сюртуков и шляп знаменитую балерину и бывшего герцога. — А там ведь — парочки одни… — Рэй-первый стыдливо хихикнул.

— Не хочешь — не иди, — ответствовал тезка, и Рэй-первый молча пошел за ним.

По правде говоря, его томило любопытство. Кроме желания увидеть легендарных родителей Рэя-первого, в нем елозил еще и тайный интерес к парочкам: отец никогда не выпускал его за пределы центральной аллеи.

Они шли довольно долго, и Рэй-первый чем далее, тем более беззастенчиво присматривался к сидящим. Тайна поцелуя давно занимала его, и он дрожал от прикосновения к запретному знанию. По мере продвижения в глубь сада он, переполненный впечатлениями, начал дергать Рэя-второго за рукав и кивать ему на влюбленных:

— Глянь, а эти-то как… Лижутся! — и стыдливо хихикал.

Особенно его впечатлила пара, увиденная в дальнем уголке аллеи:

— Погляди, а вот… Девчонка совсем еще… как школьница, — и дядька седенький… Глянь, как он ее!.. А красивая какая!!! Умереть можно!!! Да глянь же!.. Ты…

Он замолк, потому что Рэй-второй направился прямо к этой парочке, подпрыгивая козликом; по мере приближения подскоки усилились — и он буквально врезался в целующихся, как таран.

— Мамумба! Папумба! Ффффух!.. — и повис на них, расположившись сразу на четырех коленях.

— Здрасьте! Явление!.. Ты откуда явился, чужеземец? Откуда свалился? С неба или с дерева? А где же змей? Осторожней, братика не забодай! — весело зашумела парочка, ероша ему волосы и не прекращая обниматься.

— Я — с Горки. А змей — улетел… Совсем улетел! Но я не расстроился, честно-честно!

— Змеям тоже свобода нужна! А то он все привязанный у тебя… Пусть полетает, подышит… Так, а это что за бледнолицый? Стоит на заднем плане, изучая узор тротуара?

— Это Рэй. Тоже Рэй! Рэй-первый.

— Ого! А чем Рэй-первый первее других Рэев?

— А он сказал, что он в этих краях первый был Рэй, и больше Рэев не было. Ну, а мне все равно — первый, второй, двадцать девятый. Я же все равно один такой?

— О да, единственный. Узнаю, узнаю фирменный способ драть коленки, — девушка, лизнув ладонь, вытерла царапину на колене у Рэя. — На тебя йода не напасешься, единственный ты змеелов! А в каких это краях Рэй первее всех Рэев?

— Да здесь недалеко. Я его по дороге встретил. Родители его ушли, ну, он со мной и убежал — змея пускать.

— Рэй Первый! Ваше вашество! Чего же ты не подходишь? На лавочке всем места хватит, — девушка подвинулась, но Рэй-первый не шевелился, глядя на нее во все глаза.

— Рэй! Что с тобой? Тебя заколдовали?

— Да нет, мам, просто он тебя умом трогает, — объяснил Рэй-второй.

— Как?

— Ну… Он просил тебя потрогать, а я сказал, что лучше умом…

Женни, распахнув блестящие глаза, смотрела на него, потом на Рэя Первого; потом — фыркнула, да так весело, что заулыбался и Рэй-первый, наморщив горящие щеки.

Он никогда не видел таких красивых девушек, никогда не видел, чтобы взрослые так говорили с детьми, и смотрел на тонколицую Женни, как на заморское чудо, разинув рот.

Нэд сказал ему:

— Так, еще одним поклонником больше… Садись, бледнолицый, со мной: Женни тебя застесняет и заулыбает. Мы, мужчины, поймем друг друга. Садись, — и он улыбнулся Рэю так, что тот не смог не подойти и не присесть, глядя на Нэда и Женни во все глаза.

С ним никто еще так не говорил. Ему вдруг показалось, что он попал в веселую, захватывающую книжку с картинками, где все стремительно искрится и кружится, как карусель на празднике; ему захотелось остаться в этой книжке навсегда, и он схватил Нэда за рукав и сжал его…

4. Заговор

(финал)

Финалы музыкальных циклов обычно пишутся в сонатной форме — когда есть несколько тем, непохожих друг на друга, как разные люди. Потом они общаются, смешиваются, постепенно перенимая друг у друга разные черты: первая тема становится похожа на вторую, вторая на первую, и так далее.


Еще от автора Артем Владимирович Ляхович
Формула Z

Помни, ты всё ещё можешь спасти тех, кого любишь. Но плата будет высока. Зеркала меняют людей: кто-то вынужден жить не своей жизнью, кто-то становится бездушной куклой, кто-то уходит в цифровое и магическое подполье. Чтобы найти себя в бесконечных аватарах, придётся уйти туда, откуда не возвращаются – в Тихий дом. Именно там, на глубинных уровнях интернета, решаются мировые вопросы и сплетаются судьбы. Сможешь ли ты распутать их? Попробуй. Стоит только поверить легендам, снам, крипипасте… и своему отражению в зеркале. Артём Ляхович – украинский пианист, фотограф, писатель.


Битва при Наци-Туци

Научно-популярные книги часто говорят о чём-то реальном. Об оленях, волках и прочих животных. Или о физических законах, которые не бегают по лесу, но зато проверены опытами. А эта книга рассказывает о том, чего как будто не существует, но окружает нас со всех сторон: выдуманной или «виртуальной» реальности, реальности новостей, лозунгов и призывов. Она хитрая: делают ее из деталей настоящей, но при этом так, чтобы факты приобретали выгодные кому-то свойства. С помощью искусно «приготовленных» фактов некоторых можно заставить обозлиться, а некоторыми — манипулировать.


Голубой трамвай

Аннтотация: Мальчик и девочка попадают в сказочный неприятный мир, нечаянно наводят там новый порядок и сбегают, о чем горюют всю жизнь. А потом выясняют, что горевать некогда, надо бороться дальше. Фэнтези про благие намерения, ответственность за них, первые чувства и упущенные возможности. Победитель на Всероссийском конкурсе на лучшее литературное произведение для детей и юношества 2018 года от издательства «Книгуру». II премия. Подходит читателям от 12 лет.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.