Заговор красного бонапарта - [11]
— думает с горечью Наполеон.
А вне занятой неприятелем Москвы все растет народная волна гнева и сопротивления. Стихийное движение народа против пришельцев. Партизаны. Отступление «Великой армии». Малоярославец, Березина, страшная русская зима. И, наконец, граница освобожденной России. Кутузов склоняет старческие дрожащие колени и осеняет себя крестным знамением. Россия спасена!
Из стиснутых волнением грудей зрителей вырвался общий вздох, и восторг вдруг прорвался в буре рукоплесканий. А на экране знамена победным маршем освободителей шли через Варшаву, Вену, Берлин, Брюссель, Париж. И на фоне колеблющихся складок старых знамен вырисовывалось умное, спокойное, проникнутое глубокой верой в свою Родину, лицо старого главнокомандующего.
И дальше, на этот раз красными буквами, на экране запестрели слова:
«Так будет с каждым захватчиком, который протянет свою грязную лапу к нашей счастливой, советской Родине»…
Вспыхнул свет и каким-то взрывом загудел зал. Везде виднелись оживленные, сияющие лица. Замечания, восклицания, смех, возгласы слились в общий хор.
— Ах, как хорошо, ах, как чудесно! — восторженно трясла руку Пензы девушка. — Ведь правда, Миша? Мне этот фильм просто всю душу перевернул. Ах, какая прелесть этот Кутузов! Вот где чисто русский человек. Да и все русское, как на подбор..
Приятели двинулись к выходу, где уже стоял длинный хвост зрителей на второй сеанс. На улице начало смеркаться.
— Просто домой идти не хочется, — заметил, сияя чистыми серыми глазами, Ведмедик. — Я, право, сегодня спать не смогу. Все мне Бородино сниться будет… Эх, мне бы вот туда; с хорошим пулеметом. Как бы я его, Наполеона, сукина сына, расчесал бы… В то время, надо думать, один пулемет все дело решил бы! Эту мюратовскую атаку, метров этак с 800, хорошей лентой срезать! Эх!
— Кому что, а Ведмедику только бы пострелять, — усмехнулся д'Артаньян. — Пройдемся малость, ребята. А вы вот, товарищ Миша, может быть, нам объясните, как это так может быть, чтобы при Бородине никто не смог разбить. Это в шахматах ничья бывает, но чтобы на поле сражения?
— Объяснить-то можно, — медленно и задумчиво сказал Пенза. — Мы в России почти всегда проигрывали все сражения, кроме последнего. Наши войны — обычно: сначала поражения — помните, может быть, по истории — татары, турки, Литва, поляки, шведы, французы… А потом… Да только — не на улице же объяснять-то? Вношу предложение, друзья: если у вас есть часик времени, зайдем в пивнушку, поболтаем. Ведь вся война, с точки зрения военной истории, была совершенно необычайной.
— А откуда вы все это знаете?
Пенза добродушно усмехнулся, глядя на открытое серьезное лицо девушки.
— Откуда? Да уж если человек семь лет на войне провел, да в военной индустрии работает, — немудрено, что военное дело его интересует. Я много читал по этому вопросу, вот и знаю.
— В пивнушку бы зайти неплохо, — мечтательно протянул комсомолец. — Это бы классически вышло… Да только…
— Что «только»? — опять весело усмехнулся рабочий, дружелюбно оглядывая чуть смутившиеся лица. — Зачем же остановка?
— Да у нас, как это говорится: «финансы поют романсы».
— Ерунда. Идем, товарищи. У меня вечер свободный и я с удовольствием с вами в компании посижу. А пиво — на мой счет.
— Идет, идет, — облегченно воскликнули юноши. Пенза вопросительно поглядел на девушку, решения которой в этой компании были, очевидно, законом. Та молчала, видимо, в нерешительности.
— Пойдемте, Таня, — мягко сказал Пенза и деликатно взял ее под руку. — Я> право, от чистого сердца предлагаю. Я парень одинокий и с милыми людьми очень рад вместе часок посидеть. Честное слово, для меня этот расход на пиво — сущий пустяк. Пожалуйста, не отказывайтесь!
В голосе рабочего промелькнули мягкие просительные нотки. Девушка пытливо взглянула в его черные глаза, но все еще колебалась.
— Я, между прочим, сам на Бородинском поле был, — еще до того, как там, — в начале большевизма, — памятники все взорвали. Так что, есть о чем порассказать: я даже изучал место этого боя. Ведь после Кремля — это самое чудесное место в России. Вместе с Полтавой и Севастополем. А помните, как замечательно поется в старой военной песне:
Сердце певуньи-студентки сдалось. Песня была пропета верно и с большим чувством. Ореол гордого слова «Бородино», про которое этот сильный спокойный человек мог еще многое, видимо, рассказать, сломил нерешительность. Девушка улыбнулась Пензе и кивнула головой.
— Ура, ура! Да здравствует «Трехгорка»[8]! — весело заорал Ведмедик. — Идем! Тут как раз пивнушка «Моссельпрома» есть.
— Ишь ты, как наш чемпион забурлил. Да тебе ведь, чортов снайпер, пива и вовсе даже нельзя пить. Глаза ослабнут. Алкоголь для него первый враг. Вы знаете, товарищ Пенза, он даже курить не. имеет права, — зрение для снайпера первое дело. Вот вам — иное дело…
Прошу читателя не искать в этой книге социально-политических тем или развязки тонких и путанных «психологических узлов». «Рука адмирала» — это просто, жизнерадостно-авантюрный роман из жизни современной подсоветской молодежи, тех юных душой, бесшабашных «неунывающих россиян», которым (даже и в трезвом виде) — «море — по колена» и «сам чорт — не брат!», И для которых — вопреки «советской обработке» — мощное величественное слово «РОССИЯ» всегда полно неумирающей силы и неувядающего очарования…
«Если ты покинешь родной дом, умрешь среди чужаков», — предупреждала мать Ирму Витале. Но после смерти матери всё труднее оставаться в родном доме: в нищей деревне бесприданнице невозможно выйти замуж и невозможно содержать себя собственным трудом. Ирма набирается духа и одна отправляется в далекое странствие — перебирается в Америку, чтобы жить в большом городе и шить нарядные платья для изящных дам. Знакомясь с чужой землей и новыми людьми, переживая невзгоды и достигая успеха, Ирма обнаруживает, что может дать миру больше, чем лишь свой талант обращаться с иголкой и ниткой. Вдохновляющая история о силе и решимости молодой итальянки, которая путешествует по миру в 1880-х годах, — дебютный роман писательницы.
Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.