Заговор графа Милорадовича - [137]

Военный министр генерал М.А.Беляев требовал арестовать всю роту, немедленно собрать полевой суд и расстрелять виновных. Но комендант Петропавловской крепости заявил, что для размещения полутора тысяч арестованных у него нет помещения. Дело свелось к аресту 19 зачинщиков, которые на следующий день и оказались единственными арестантами Петропавловской крепости.

Этот эпизод, наконец, привел Протопопова в панику, и теперь уже он стал посылать в Ставку отчаянные телеграммы. В ответ пришло распоряжение о немедленном закрытии сессии Думы — Николай II в Могилеве явно не понимал характера происходивших событий.

В недавние времена многие (включая А.И.Солженицына) вполне обоснованно зубоскалили по поводу Ленина и других революционных эмигрантов, которые узнали о революции в России только из иностранных газет, что не помешало им впоследствии объявить себя ее главными инициаторами и руководителями. Конечно, претензии революционных вождей выглядят достаточно нелепо.

Но гораздо удивительнее было поведение политиков как правительственного, так и оппозиционного и революционного лагерей, находившихся в эти дни в самом Петрограде. Ведь по сути дела, с какой стороны ни посмотри, в столице происходило полное безобразие, и следовало либо немедленно его прекратить и навести в Петрограде порядок (к чему тщетно взывала царица), либо столь же немедленно смести власть, допустившую такое безобразие.

А вместо этого в Государственной Думе продолжались заседания (их не было только в воскресенье 26 февраля), на которых виднейшие политики, мечтавшие о захвате власти в стране, обсуждали что угодно, но не беспорядки, происходившие непосредственно у думских стен. Несколько большую активность проявила Петроградская городская Дума — там, по крайней мере, обсуждалось происходившее, но на уличные события это также ничуть не повлияло.

Менее всего в стороннем отношении можно было обвинить большевиков. Их главенствующая роль в революционном движении была признана охранкой: еще 12 января 1917 года был арестован почти весь состав их Петербургского комитета (старое название сохранялось из антипатриотических соображений!) — девятый по счету за время с начала войны.

Новый, десятый по счету, должен был быть разгромлен в ночь с 25 на 26 февраля — и трое из десяти его членов действительно были арестованы. Остальные же, вовремя предупрежденные об аресте, скрылись, но в такое глубокое подполье, что утратили всякую связь со своими единомышленниками.

По всей столице бушевали митинги, однако никто из известных политиков никогда не посмел заявить позже, что хотя бы раз выступил там. Все происходившее было чисто стихийным массовым явлением: православным людям не хватило черного хлеба!

Вечером 26 февраля собралось межпартийное нелегальное совещание руководителей основных революционных партий. Присутствовали А.Ф.Керенский, лидер «межрайонцев» будущий большевик и руководитель «Красной гвардии» К.К.Юренев и другие. Собравшиеся согласились с мнением Юренева, что происходящие события по существу закончились, и в последующие дни следует ожидать прекращения бесцельных демонстраций и забастовок.

Такое же мнение замечалось и непосредственно у рабочей публики: подставлять себя под пули хотелось все меньше и меньше, а дефицит хлеба, очевидно, не мог долго продолжаться — и действительно, в последующие недели и месяцы с хлебом в столице было все в порядке!

Неизвестно, как бы развивались дальнейшие события. Возможно, с утра 27 февраля никаких волнений не было бы и вовсе, но свое веское слово решил сказать Тимофей Иванович Кирпичников.

В полночь с 26 на 27 февраля 1917 года учебная команда Волынского полка вернулась в казарму — после тяжелого дня, когда солдаты были свидетелями многочисленных убийств, но сами, по инициативе Кирпичникова, всячески уклонялись от стрельбы по безоружным людям. В эту ночь Кирпичников — один единственный человек во всей столице — решил взять на себя ответственность за происходящие события.

В эмиграции позднее распускались слухи о думских депутатах, разъезжавших в ночь на 27-е по казармам с агитационными целями. Беспомощная ложь: кто бы их впустил к спящим солдатам и как бы они могли на них подействовать? Гипнозом, что ли? Но серьезные специалисты, говорят, могут проделывать такое, даже и не заходя в казармы — с большого расстояния! Февральская революция, очевидно, первый удачный опыт подобного воздействия!

Вот как не о мистических, а вполне реальных событиях рассказывал Кирпичников впоследствии:

«Я приказал, чтобы ложились немедленно. Я сел на свою койку и попросил к себе младшего унтер-офицера Михаила Маркова. Спросил его, согласен ли он завтра не идти. Он говорит: «Согласен». Я приказал ему собрать всех взводных командиров. Взводные командиры сошлись. /…/ Я заявляю: «Победить или умереть. Думаю — умереть с честью лучше. Отцы, матери, сестры, братья, невесты просят хлеба. Мы их будем бить? Вы видели кровь, которая лилась по улицам? Я предлагаю завтра не идти. Я лично — не хочу».

Взводные заявили: «Мы от тебя не отстанем. Делай, что хочешь». Поцеловал я их всех и сказал: «Останемся друзьями. Не выдадим один другого и живым в руки не даваться. Смерть страшна сейчас только. Убьют — не будешь знать, что делается». Взводные согласились, конечно.