Загадочный город - [140]
В фейерверке искр молот вылетел из руки рыцаря, и Родни выругался, глядя на то, как зубцы пилы, продолжая крутиться, прорезают сцену.
А потом провода Гэвги начали плавиться, и из костюма повалили клубы дыма с искрами.
— Ну хватит, Роддерс, — пробормотал Колье, но Родни проигнорировал его просьбу.
Он вытащил молот и двинулся добивать противника, по пути оттолкнув Финча. Гвен с Гули вертелись на месте, пытаясь определить местонахождение врага, но только ставили друг другу подножки, так что Гэвги наконец завалился на пол в хитросплетении искрящихся проводов и лохмотьев своей шкуры.
Никто не двигался. Битва казалась настолько первобытной, что никто не смел в нее вмешаться. Потрясенный чудовищностью происходящего, Облонг скорее почувствовал, чем услышал что-то у себя за спиной: шелест листьев по полу, будто по сцене протащили гигантскую метлу. Мимо гримировальной палатки проследовало странное существо: ходячее дерево с сучьями вместо рук, раздвоенным снизу стволом и шаром густой листвы вместо головы. Оно было покрыто гирляндами цветов.
Облонг попытался было встать у существа на пути, но вовремя вспомнил слова Ференсена: «По ходу Вашей пьесы прошу не удивляться вероятным неожиданностям и убедиться в том, что все входы и выходы готовы для эвакуации». Историк убедился, после чего отдернул занавес, чтобы пропустить шагающее дерево.
Это явление произвело поразительный эффект. Даже Родни Сликстоун остановился и вытаращил глаза. Его палец соскользнул с кнопки выключателя, и молот затих. Не растерялся только Мармион Финч: он вытянул правую руку в жесте глубокого почтения.
Над сценой разнесся густой и успокаивающий аромат цветов. А затем послышалось жужжание — невесть откуда взявшиеся пчелы принялись сновать от росшего на тенистых участках ротервирдского шиповника до человека-дерева и обратно.
Меган Ферди с изумлением наблюдала за прошедшим мимо нее Зеленым Человеком. Она предупреждала мужа о необходимости точно рассчитать время. Оставив свое место в зале, Меган побежала к палатке, над которой уже успели поднять вывеску.
В своем новом сверхчувствительном мире Солт не мог ни слышать, ни видеть пчел, но ощутил глубокое удовлетворение, когда они стали носить пыльцу с его цветов к ротервирдскому шиповнику и обратно. Прежний союз тысячелетней давности был запечатлен еще на фресках церковной башни.
Родни пришел в себя. Это нелепое, покрытое цветами уродливое подобие человека, вероятнее всего, было богом для деревенщины. Но Родни положит этому конец. Он даже не попытался снова включить молот. Просто поднял свое орудие и с размаху ударил им по стволу.
Родни Сликстоун мучил многих безвинных, никогда не получая сдачи, но теперь, когда Зеленый Человек отпрянул и смола потекла из образовавшейся раны, у мальчика возникло дурное предчувствие. Дерево содрогнулось, и молот вылетел у Родни из рук. Он упал на сцену, покореженный и более ни на что не годный. Солта пронзила боль, душевная и телесная одновременно.
Родни Сликстоун повернулся к залу, чтобы издать победный вопль: он сокрушил чудовище! То-то деревенские так ежились: их бог потерпел поражение.
Но мальчишка не смог произнести ни слова — пчелы принялись залетать ему в рот и ноздри; они не жалили, потому что в этом не было нужды. Родни стал задыхаться. Щеки его синели, пока он отчаянно пытался откашляться и выплюнуть пчел, но те не отставали.
Через несколько минут пчелы улетели, вернувшись к своим обычным делам и не оставив на теле мальчика ни единого пятнышка.
К тому времени Зеленый Человек уже удалился. Его походка была стремительной, он явно куда-то спешил. Забравшийся на сцену доктор проверил пульс мальчика и мрачно покачал головой. Зрительный зал ожил, большая часть аудитории пришла к выводу, что это именно древесный человек напал на мальчика, а тому, само собой, пришлось защищаться. Многие даже не заметили пчел, все произошло слишком быстро. Мужчины и женщины вскакивали со своих мест; кто-то схватился за согнутую ручку молота, другие начали двигать стулья.
— Давай! — крикнула Меган Ферди, выглядывая из-за приоткрытого полога палатки, и на свет божий выехала бочка «Священного молота».
Своеобразный аромат «Молота» смешивался с тем, что оставил Зеленый Человек, — в нем угадывалось все великолепие лотоса, амброзии и запретного плода. Гвен и Гули шли следом за повозкой, неся подносы с крошечными наперстками того же напитка. Ферди лишь на минуту удивился, глядя на то, как Зеленый Человек шагает к реке.
Сноркел с возмущением взирал на весь этот хаос: на труп несовершеннолетнего и поставленный чужаком гротескный спектакль, в котором, судя по всему, победу одержало чудовище.
Ферди даже не пришлось призывать к спокойствию, потому что аромат уже творил свою магию. Сцена расчистилась перед ним.
— «Душа подмастерья» открывает свои двери за кулисами. Там каждому хватит понемногу, и детям в том числе — отпускаем в порядке живой очереди.
— Капля для крошек, — добавил герольд, — будут спать как ангелы. — Вместе с Облонгом, который выработал иммунитет к «Молоту» благодаря предварительной дегустации, он стоял на выдаче.
Спокойно жил современный маг, Горислав Волгин, да пришла беда. Его родному миру грозят оборотни и вампиры всех мастей. Но и это не самое страшное, обязали его жениться. И вот пришла настоящая Беда. Черновик закончен.
В книге впервые собраны мистико-фантастические рассказы Е. А. Нагродской (1866–1930), одной из самых популярных писательниц дореволюционной России, автора нашумевших в то время эротических бестселлеров и произведений о женском «раскрепощении» — а также, несмотря на устоявшуюся «бульварную» репутацию, писательницы оригинальной и бесспорно заслуживающей внимания.
В книге впервые собраны фантастические рассказы известного в 1890-1910-х гг., но ныне порядком забытого поэта и прозаика А. Н. Будищева (1867–1916). Сохранившаяся с юности романтическая тяга к «таинственному» и «странному», естественнонаучные мотивы в сочетании с религиозным мистицизмом и вниманием к пограничным состояниям души — все это характерно для фантастических произведений писателя, которого часто называют продолжателем традиций Ф. Достоевского.
Покой обычного провинциального ВУЗа нарушает серия загадочных и тревожных событий. В цепь событий вовлекается компания друзей. Позднее, выясняется, что это жесточайшая цепь, ведущая в небытие, и только выдержка, крепкая дружба, сплоченность коллектива и взаимная любовь — главный козырь друзей, в противостоянии этому жестокому явлению. Сумеют ли они выпутаться из завязанной крепкими узлами, страшной ситуации? Все ли выдержат это чудовищное испытание, и к каким последствиям приведет их риск и поход на самые крайние меры? Что будет добром, а что злом? Будет ли каждый по-своему прав? Найдет ли каждый свою истину? Познает ли каждый главный закон своей жизни? Произведение построено на противопоставлении добра и зла, преданности и предательства, жадности и щедрости, крепкой дружбы и ненависти, любви и измен, строгой науки и необъяснимой мистики. Советы при чтении: 1. Нарисовать у себя в воображении портрет каждого героя и «подружиться с ним». 2. Ощутить себя в их компании и вместе с ними пройти сложный путь, переживая и радуясь за них, как за своих. 3. После важных глав, сделать перерыв и осмыслить прочитанное.
Читатель напрасно стал бы искать в энциклопедиях имя Хью Дэвидсона — это был лишь псевдоним, под которым публиковал «черные» или «странные» фантастические произведения один из пионеров американской научной фантастики и мастер космической оперы Эдмонд Гамильтон (1904–1977). В книгу вошел роман «Властелин вампиров», где действуют бесстрашный оккультный детектив доктор Дейл и его ассистент Харли Оуэн, а также рассказ «Вампирская деревня» — произведения, сыгравшие заметную роль в становлении вампирического жанра.
С первых десятилетий XIX века вампиры, упыри, вурдалаки и неупокойные мертвецы заполнили страницы русской прозы и поэзии. В издание вошло свыше тридцати произведений русской вампирической прозы XIX — первой половины XX века, в том числе многие затерянные рассказы и новеллы, пребывавшие до сегодняшнего дня в безвестности как для читателей, так и для исследователей. Собранные в антологии «Красногубая гостья» произведения убедительно доказывают, что область русской литературной вампирологии много богаче, чем представляется даже подготовленным читателям и иным специалистам.