Загадочное убийство - [13]

— На счет "три", — сказала Сабрина.

Дафна понимающе кивнула.

— Раз, два, три!

И сестры дружно прыгнули на носки ботинок Оберона. Царь эльфов взвыл от боли и согнулся пополам. Девчонки запрыгнули ему на спину и повалили. Излюбленная тактика сестер Гримм — неустанно лягаться — никогда не давала сбоя. Когда бабушке Рельде удалось их оттащить, Оберон неподвижно лежал на сцене, закрыв руками голову.

— Вы целы, Lieblings? — спросила она внучек.

— Пора сматываться! Толпа нас сейчас растерзает! — крикнула Сабрина, хватая за руки сестру и бабушку.

Толстяк Тони и Чокнутый Бобби были уже совсем близко, но Гриммы еще могли улизнуть через парадные двери.

— Минуточку! — остановила сестру и бабушку Дафна. — Слышите?

Толпа издавала странный звук. Этот был смех! Вечножители покатывались со смеху, некоторые даже попадали со стульев, другие хлопали в ладоши, вскочив с мест. Вскоре все уже скандировали:

— Гриммы! Гриммы! Гриммы!

Волшебник подскочил к Оберону и помог ему подняться. Физиономия царя эльфов была багровой от ярости. Но Оз что-то прошептал Оберону на ухо, и тот мигом присмирел.

— Они — вылитая мать! — громко запричитал Оберон, ковыляя к Гриммам.

Толпа весело ревела:

— Готовьте пир! Будем чествовать дочерей Вероники Гримм! Осуществилась ее мечта!

— Что за мечта? — спросила Сабрина, но ей никто не ответил.

Все до единого вечножители продолжали скандировать:

— Гриммы, Гриммы!

Окружив девочек, они подняли их на руки, посадили на плечи и понесли по залу.

— О чем говорил Оберон? — обратилась Дафна к бабушке Рельде, семенившей рядом.

Бабушка пожала плечами:

— Ума не приложу, Liebling!

— Нынче великий день! — провозгласил Оберон, когда девочек снова поставили на пол и они оказались рядом с ним и Озом. Потом царь эльфов кинулся к стойке, на которой красовались выставленные Матушкой бокалы с праздничной выпивкой. — Вы просто не представляете, что совершили! — негромко бросил он сестрам.

— Да уж! — откликнулась Дафна.

Оз принялся объяснять:

— Думаю, его величество намекает на уважение, которое вечножители нашей общины питали к Веронике Гримм, вашей матери. Она боролась за сохранение Волшебного царства. Когда она исчезла, пропало и стремление следовать прежнему образу жизни. Мы потеряли самих себя, но вы, девочки, можете вернуть нас на верный путь.

— Каким же это образом? — удивилась Дафна. — Мне, например, всего семь лет.

Бабушка Рельда не дала Озу ответить.

— Мы здесь не для того, чтобы ввязываться в городскую политику, — заявила она Оберону. — Как только Паку полегчает, мы уедем. Дома нас ждут неотложные дела.

— Отлично! — сказал Оберон. — Сразу после ужина можете катиться на все четыре стороны. Пусть только во время торжества девчонки поддерживают всё, что я стану говорить. После этого я сам отдам вам Пака. Можете убираться отсюда еще до полуночи.

— Что значит "поддерживать всё, что вы станете говорить"? — подозрительно спросил Свинсон.

— Очень просто: от них всего лишь требуется подтвердить вечножителям, что главный — я. Сказать, что Вероника всегда хотела, чтобы они признали меня своим царем, что возглавить возрождение Волшебного царства должен я.

Сабрина покосилась на Оза. Тот вдруг посерел. Казалось, он хочет возразить, но сдерживает себя.

— Боюсь, царь Оберон, что ничего не получится, — сказала бабушка Рельда.

— Почему?

— Мы не знаем, хотела ли этого Вероника, — объяснила бабушка. — До сегодняшнего дня мы даже понятия не имели, что она зналась с вашей общиной.

— Всё это очень сомнительно, — подхватила Сабрина, уверенная в том, что всё происходящее здесь-злонамеренный розыгрыш.

Оберон выпрямился, гневно сверкнул глазами, скривил рот.

— Делайте то, что я вам говорю, понятно? Это очень важно, у меня нет времени на объяснения.

— Но… — хотела возразить бабушка.

— Пак пока что у меня, — перебил ее Оберон. — Не забывайте, что я могу в любой момент прервать его лечение.

— Это что, угроза? — ахнула бабушка.

— Понимайте как хотите, — отрезал Оберон. — Сегодня ваши внучки скажут то, что им будет велено.

Он отвернулся и зашагал сквозь веселящуюся толпу. Оз устало улыбнулся Гриммам и заторопился следом за царем эльфов.

— Что же нам делать? — простонал Свинсон.

— Не знаю, — сказала бабушка, качая головой.

* * *

Праздник затягивался. Вечножители знай себе пировали. Матушка с невероятной быстротой наполняла стаканы. Сабрина заметила, что она, как и Свинсон, от волнения превращается в ту, кем она была на самом деле, — толстую черную гусыню в синем берете. Когда подвыпившие вечножители щипали ей перышки, она снова приобретала человеческий облик, но ненадолго.

Девочки тоже были очень заняты. Всем хотелось пожать руку дочерям Вероники (Сабрина не сомневалось, что ей просто оторвут руку). У каждого вечножителя был наготове собственный рассказ про их мать, про то, как она всех их вдохновляла и как всем помогала. Каждая из этих историй огорчала Сабрину до глубины души: при всем ее нежелании верить им, становилось всё очевиднее, что Вероника в самом деле была членом общины вечножителей Нью-Йорка. Каждую минуту образ мамы, которая была для Сабрины олицетворением обыкновенной, нормальной жизни, подвергался сомнению, рассказы вечножителей лишали ее надежд, перечеркивали ее мечты.