Загадки первых русских князей - [3]
Читая Повесть временных лет, следует помнить, что ее составители были люди крайне тенденциозные, выполнявшие волю заказчика (в редакциях 1116 и 1118 годов — волю киевского князя Владимира Мономаха). Сводчик, опираясь на комплекс своих политических, религиозных и житейских представлений, заносил в летопись не все известные ему события, а только подходившие к его убеждениям и требованиям заказчика, остальные же безжалостно отбрасывал. Не случайно во всех дошедших до нас летописях повествование о Руси IX–XII веков ведется на основе составленной в Киевской земле Повести временных лет, как будто в других землях не было своего летописания. А ведь в XI–XII веках существовало много центров летописания. «Промономаховская» Повесть временных лет и ее продолжения были распространены в тех центрах, где правили потомки Мономаха. Бесспорно, существовали летописи, отражавшие интересы не только князей и монахов, но и разных городских слоев. Но произведения этих летописных традиций не дожили до наших дней. Одно только подчинение русских земель Москве могло привести к их уничтожению. Ведь «Москва начинает переработку летописных материалов в духе торжествующего московского единодержавия, предназначая уже теперь это чтение для политического воспитания подданных. Переработка эта, любопытная для характеристики политических взглядов и вкусов своего времени, но гибельная для точности передачи старых летописных текстов, захватывает не только московское великокняжеское летописание, но и летописание всех других феодальных центров. Нет никакого сомнения, что при поглощении Москвою того или иного княжества в числе прочих унизительных подробностей этого поглощения, как срытие крепостей, увоз в Москву исторических и культовых ценностей, было пресечение местного летописания как признака самостоятельной политической жизни и уничтожение официальных экземпляров этого летописания»>{13}. Повесть временных лет отражает тенденциозную концепцию русской истории до XII века лишь одного города, одной княжеской семьи, концепцию, позднее понравившуюся московским князьям. Поэтому иногда важнее не то, о чем Повесть говорит прямо, а то, о чем она как бы «проговаривается».
Об этом нужно всегда помнить и учитывать при работе с летописями. Кстати, именно поэтому неверным оказывается распространенное среди ученых XVIII–XIX веков и проявляющееся иногда в работах некоторых современных авторов представление, что чем «древнее» летопись, тем она «вернее». Тогда получается, что ничего «вернее» Повести временных лет по Лаврентьевской или Ипатьевской летописям на сегодняшний день нет, и все отличающиеся от них известия о IX–XII веках более поздних летописей — «выдумки» их составителей. Между тем летописцы даже XVI–XVII веков могли иметь в своем распоряжении случайно уцелевшие произведения не «промономаховской» летописной традиции. В XVI–XVII веках несколько изменилась политическая конъюнктура и стало возможным использовать информацию из этих «запрещенных» летописей даже в официальном московском летописании. С учетом этого оригинальные известия летописных сводов XVI–XVII веков (например, Никоновской летописи, XVI век) вызывают огромный интерес. Но особенно увлекаться не стоит. Известие может быть и действительно выдумкой позднейших книжников (как это неоднократно подтверждалось при разборе все той же Никоновской летописи). Каждое известие следует тщательно анализировать.
Но и то, что летописец говорит, нужно понять правильно. Разумеется, для этого необходимо знание языка. Правда, издатели «Полного собрания русских летописей», публикуя летописи на древнерусском языке, постарались сделать летописный язык максимально удобочитаемым. Есть словари (хотя нет уверенности, что при их составлении лингвисты учли все значения того или иного слова). Кроме того, имеются и полные переводы текста Повести временных лет с древнерусского. Но, даже прочитав текст грамматически, не всегда правильно можно понять его смысл. Мышление человека средневековья отличается от современного. У нас несколько иные ценностные ориентиры, для нас важно то, что для XI–XII века казалось бы ерундой, и наоборот. То, что для нас логично, казалось бы в те времена полнейшей нелепицей. И опять-таки — наоборот. Все это оттого, что наш образ мира принципиально отличается от образа мира того же летописца. Отсюда следует, что отличаются и способы его описания.
По существу, Киевская Русь — это иная цивилизация. И даже если бы в распоряжении ученых оказалась вдруг пресловутая «машина времени», многое все равно осталось бы для нас непонятным. В истории человечеству уже был опыт встречи двух цивилизаций: когда испанцы Колумба высадились в Америке. Европейцы столкнулись с совершенно иными флорой и фауной, культурой и обществом. У них не хватало слов, чтобы описать новые для них вещи и явления. Кто-то называл испанскими словами новых зверей, птиц, растения, предметы и т. д., основываясь на кажущемся сходстве. Современные ученые замечают, что одновременно с «открытием» нового мира происходило и его «сокрытие», начиная уже с понятия «индейцы». Кто-то упорно видел в Америке Индию, кто-то, понимая, что перед ним нечто новое, упорно стремился объяснить увиденное старыми знаниями. Ожили еще античные легенды и мифы о монстрах, полулюдях — получудовищах, о райских островах, о золотых и серебряных странах и т. д. Кто-то представлял себе Америку открытым Раем, а кто-то — Адом. Понимание приходило постепенно, но понять до конца Новый Свет европейцы так и не успели — они его слишком быстро уничтожили. Нам, сегодняшним, так же непонятны наши далекие предки, как испанцам были непонятны индейцы, стадию развития которых Старый Свет прошел уже очень давно.
