Загадка завещания Ивана Калиты - [3]

.

Довольно любопытную версию объяснения «купель» Калиты дал череповецкий историк-краевед Г.И. Виноградов. Пытаясь объяснить, почему в завещаниях как самого Калиты, так и его сыновей нет ни единого слова о Белоозере, он предположил, как одну из возможных, гипотезу о «предварительной сделке», или, «как говорят, на запродажу»[22].

М.К. Любавский постарался развить эти мысли. Вслед за B.И. Сергеевичем он попытался проследить исторические судьбы Галича, Белоозера и Углича до их присоединения к Москве и выдвинул гипотезу, что «Калита выручил князей Углицкого, Галицкого и Белозерского, внеся за них ордынские недоимки, но за то названные князья должны были поступиться в его пользу своей самостоятельностью, низойти до положение служебных князей, держащих свои отчины по милости князя Московского, под условием службы ему. Так как при этом ни Калита, ни его преемники до Донского не брали княжеств в свое непосредственное владение и управление, то эти княжества и не фигурируют в числе волостей, отказываемых по духовным грамотам московских князей». Как бы полемизируя с В.И. Сергеевичем, напоминавшим, что Калита не забыл внести в свое завещание даже прикупленный кусок золота, он выдвинул предположение, что «фактическое владение Калиты было гораздо больше того комплекса городов, волостей и сел, который обозначен в его духовных грамотах. Духовные грамоты Калиты не имели в виду распределения между женой и детьми всего, чем он владел, а лишь того, что в данный момент он мог считать общим фамильным достоянием своей семьи»[23]. И действительно, он сразу же нашел подтверждение своим словам. Так, вторая духовная грамота сына Дмитрия Донского — Василия I упоминает «прадеда своего (то есть Калиты. — К. А.) примыслъ в Бежицьскомъ Верхе Кистьму», которая так же, как Галич, Углич и Белоозеро, не упоминается в завещании Калиты[24].

А.Н. Насонов, так же как и А.Е. Пресняков, попытался посмотреть на проблему с точки зрения формуляра духовной грамоты Дмитрия Донского. По его мнению, она явственно различает, с одной стороны, собственно великое княжение, к которому относит Кострому и Переславль, а с другой, Галич, Углич и Белоозеро, о которых говорит только, что они «купли деда» Донского. Тем самым отвергается предположение, что указанные города были присоединены к великому княжению. К тому же мы видим в Галиче и Белоозере по-прежнему местных князей. В целом же, пройдя мимо гипотезы М.К. Любавского, он склонялся к выводам В.И. Сергеевича, указав, что именно с середины XIV в., с началом ордынских смут Москва начинает подчинять силой русских князей[25].

Подводя в 30-х гг. XX в. итоги изучения вопроса о «куплях Ивана Калиты», Е.Ф. Шмурло в своем историографическом обзоре должен был констатировать, что со времен Н.М. Карамзина историки так и не смогли решить эту загадку[26]. Все это свидетельствовало о необходимости искать новые подходы к решению проблемы.

Их попытался найти А.И. Копанев. Критикуя взгляды В.И. Сергеевича и А.Н. Насонова, он писал о том, что выражение «купля деда» относительно Галича в завещании Дмитрия Донского вряд ли можно трактовать как своеобразную маскировку насильственного сгона им со своего княжения местного князя в 1363 г. Это не находит своего подтверждения в источниках. В 1362–1363 гг. великий князь согнал с княжения еще одного мелкого князя — Ивана Стародубского и присоединил его удел к своим владениям. Судьба Стародуба, таким образом, была одинакова с судьбой Галича, однако Стародуб не упомянут среди «купель деда», то есть здесь великокняжеская власть почему-то не прибегла к столь удобной, казалось бы мотивировке свершившегося факта[27].

Заслугой А.И. Копанева стало то, что он впервые перевел из теоретической плоскости в практическую вопрос о том, владел ли в действительности Калита своими «куплями», или же они стали собственностью московских князей лишь при Дмитрии Донском. Для этого он привлек данные генеалогии, в частности родословное предание Аничковых. Оно дошло до нас как приписка XVII в. к Никоновской летописи (в списке Оболенского). Судя по нему, к Ивану Калите из Большой Орды выехал царевич Берка, которого митрополит Петр крестил с именем Аникий. «…Князь велики Иванъ Даниловичь Калита даша ему вотчинъ и поместей множество и пожалова ево Белымъозеромъ подъ Микулою Воронцовымъ и сверхъ ему Микулы пожаловалъ гостиную пошлину». Разбирая этот источник, А.И. Копанев, хотя и обнаружил в нем ряд несоответствий с хронологией, в целом нашел его заслуживающим доверия, особенно в тех деталях, которые не имело смысла придумывать, в частности о добавке гостиной пошлины при получении кормления на Белоозере. На взгляд исследователя, этот источник важен тем, что показывает наличие фактического владения московских князей на Белоозере уже в достаточно ранний период[28].

Но каким же образом московские князья закрепились на Белоозере? Изучая родословные росписи и предания, А.И. Копанев выяснил, что современник Калиты белозерский князь Федор Романович был женат на его дочери Федосье. По мнению историка, этим браком Калита подчинял белозерского князя. «Брал ли Федор Романович при заключении брака какие-либо обязательства на себя, — не известно. Но ясно одно, брак великокняжеской дочери с князем слабого удела означал еще большее подчинение последнего. Удел был подчинен Москве, судьба его была предрешена»