Загадка улицы Блан-Манто - [78]

— Я счастливый человек, господа, — продолжил Ноблекур. — Мои сотрапезники не просто блестящие собеседники, они еще ценители хорошей кухни. Таким образом, в отличие от господина де Монмора, я с полным правом могу заявить: «Я выставил еду и вино, а вы принесли соль».

Но так как не все приняли участие в обсуждении достоинств и недостатков новой кухни, Ноблекур сменил тему.

— А что приготовил для нас господин де Вольтер?

Бальбастр тотчас сел на любимого конька.

— Он мечет молнии против англичан, но не столько потому, что они наши враги, а потому, что они публично заявили, что их Шекспир во много раз превосходит нашего Корнеля. Наш великий человек ответил достаточно резко: «Их Шекспир не стоит даже нашего Жиля[49]».

— Сарказм делает суждение уязвимым, — рискнул вставить слово Николя. — У этого английского автора есть немало прекрасных страниц и множество волнующих душу отрывков.

— Вы читали Шекспира?

— Да, в оригинале, в библиотеке моего крестного, маркиза де Ранрея.

— Ого, нынешние полицейские ищейки еще и читать умеют! — воскликнул Бальбастр.

Николя тотчас пожалел, что невольно извлек на свет имя уважаемого им человека, с которым он порвал отношения. Он поймал огорченный взгляд Пиньо, и ему стало не по себе. Вряд ли можно было придумать более неуклюжий способ придать себе вес! Он вполне заслужил укол Бальбастра. Почувствовав создавшуюся неловкость, Ноблекур вновь сменил тему беседы. Искусно разрезая принесенную птицу, он принялся излагать правила разделки пернатой дичи. Лаборд, по-прежнему дружелюбно взиравший на Николя, поддержал почтенного магистрата в его стремлении сгладить ситуацию.

— Господин прокурор…

— Оставьте эти церемонии! Вы хотели что-то спросить?

— Разумеется. Не будете ли вы столь любезны оказать нам честь и показать свой кабинет редкостей?

— Как?! Вам о нем известно?

— О нем знают и в городе, и при дворе. Вы сами часто о нем рассказываете.

— Сдаюсь! Впрочем, если говорить честно, это скорее кабинет моего отца, он начал собирать коллекцию. Я всего лишь продолжил. Во время своих путешествий он всегда приобретал вещи, казавшиеся ему необычными. И вслед за ним я тоже стал привозить из путешествий всякую всячину.

Трапеза подходила к концу. Общая беседа распалась. Пиньо, прекрасно осведомленный о слабостях друга, а потому опасаясь, что с ним может случиться приступ меланхолии, принялся убеждать его, что реплика Бальбастра прозвучала скорее легкомысленно, нежели злонамеренно. Принесли десерты на выбор: сладкие пироги, марципаны, конфитюры и желе. Стол буквально ломился от сладкого. В довершение подали ликеры, после которых всех охватила сладкая послеобеденная дремота.

Хлопнув в ладоши, Ноблекур пригласил гостей проследовать за ним. Пройдя через библиотеку, он подошел к двери кабинета, достал ключик, прикрепленный к цепочке от часов, и отпер дверь. В комнате не было окон, и поначалу никто не мог ничего разглядеть. Хозяин зажег две свечи, стоявшие на маленьком столике. В витринах, занимавших три стены снизу доверху, красовались диковинные штучки: раковины, засушенные растения, старинное оружие, редкие фарфоровые изделия, экзотические ткани, кристаллы и минералы необычных форм и расцветок. В сосудах, наполненных жидкостями, тревожно колыхалась белая губчатая масса, напоминавшая пучок бесформенных личинок. Больше всего внимание посетителей привлекло резное панно в раме из гладкого позолоченного дерева. Оно изображало кладбище ночью; приоткрытые гробы позволяли видеть полуразложившиеся тела и клубы червей и прочей ползающей нечисти, вырезанной и вылепленной из воска так натурально, что, казалось, стоило на них взглянуть, и они оживали.

— Господи, что это за кошмар? — спросил отец Грегуар.

Ноблекур задумался, а потом ответил:

— В юности отец много путешествовал, в частности он проехал всю Италию. Там ему рассказали историю, похожую на сказку. В 1665 году в Палермо, на Сицилии, родился мальчик, названный Дзумбо. Он воспитывался в иезуитском коллеже в Сиракузах, где, будучи еще совсем ребенком, увидел мрачные украшения святилищ Общества Иисуса, без сомнения, отвечавшие его девизу «Perinde ас cadaver»[50], и они произвели на него неизгладимое впечатление. Став священником, он вскоре заделался специалистом по изготовлению восковых картин и анатомических моделей. Одну из таких картин вы видите перед собой. Картины разложения привлекали внимание к зримой стороне смерти, являя верующим сцены, которые в реальной жизни не вызывают ничего, кроме ужаса и отвращения.

— Но, — спросил Пиньо, — какова цель создания подобных картин?

— Напомнить о покаянии и склонить к обращению. Дзумбо путешествовал, работал во Флоренции, Генуе и Болонье. Во Флоренции он создал несколько картин, с анатомической четкостью изображавших разложение тела. Одна из них, выполненная по заказу великого герцога Козимо III, посвящена сифилису: зять Козимо, курфюрст Баварский, страдал от этого недуга. В 1695 году мой отец встретил мастера и купил у него картину под названием «Кладбище». В то время Дзумбо вместе с Дену изготовлял восковые головы и воссоздавал фигуру женщины, скончавшейся в родах, которую ему удалось сохранить, покрыв толстым слоем воска. Благодаря удивительной колористической палитре его произведения практически не отличались от подлинных объектов. В Париже его принимали в Академии медицины, где он представил свои работы. Он скончался в Париже в 1701 году, не доведя до конца тяжбу с Дену, претендовавшим на звание изобретателя способа консервации тела с помощью воска.