Загадка убийства Распутина - [9]
Обстановка в стране была тревожная. Многим членам Императорской фамилии Николай II не разрешил ехать в Москву на похороны великого князя Сергея Александровича из-за опасения новых покушений. Великая княгиня Ксения Александровна 5 февраля 1905 г. с горечью записала в своем дневнике:
«Боже, когда подумаешь о Москве, жутко становится! Бедная Ella! Зинаида [Юсупова] телеграфирует, что она как святая переносит ужасное горе!
Ники запретил семейству ехать в Москву – ужасно думать, что она, бедная, одна, и мы все так близко и не можем ее видеть. Убийца – человек лет 30-ти, не говорит, кто он, но очень доволен тем, что сделал!»[24]
Позднее генерал В.Ф. Джунковский вспоминал о похоронах в Москве:
«Прибыл великий князь Константин Константинович представителем Государя Императора. Говорят, что в первый момент Государь хотел ехать в Москву на похороны своего дяди, но, благодаря влиянию Трепова, не поехал. То же было и с великим князем Владимиром Александровичем, старшим братом Сергея Александровичем, который, как говорят, со слезами на глазах умолял Государя отпустить, но Государь не позволил ему ехать. А между тем, я думаю, если бы Государь не послушался Трепова и приехал в Москву, то это произвело бы колоссальное впечатление и подняло бы ореол царя среди народа.
Ко дню отпевания прибыла из-за границы сестра великого князя великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Кобургская с дочерью принцессой Беатрисой, великий князь Павел Александрович, герцог Мекленбург-Стрелицкий, великий герцог Гессенский [Эрни], брат великой княгини с супругой великой герцогиней Элеонорой и сестра великой княгини принцесса Виктория Баттенбергская. Помимо высочайших особ прибыло много частных лиц и депутаций. Было возложено много венков, гроб утопал в зелени, народ ежедневно, в известные часы, допускался поклониться праху; пропускали зараз по 100 человек. Панихиды служились все время, почти без перерыва, с утра до вечера. Великая княгиня пожелала, чтобы народу не делали какие-либо стеснения, и Кремль был открыт для свободного прохода всем»[25].
Княгиня З.Н. Юсупова всячески разделяла горе своей подруги великой княгини Елизаветы Федоровны и стремилась помогать ей во всех ее делах. На средства княгини З.Н. Юсуповой был открыт приют для девочек-сирот при Елизаветинском обществе. Так было и в последующие годы. С августа 1914 г. во время мировой войны в Петрограде действовал лазарет ее имени. Будучи членом комитета по устройству Музея изящных искусств в Москве, она пожертвовала около 50 тыс. руб. на сооружение Римского зала. Княгиня была близка к Императорскому Двору, особо дружеские отношения у нее сложились с великой княгиней Елизаветой Федоровной, императрицей Марией Федоровной, а также с супругой императора Николая II императрицей Александрой Федоровной. Однако позже, после того, как княгиня пыталась убедить царицу в пагубности присутствия при Дворе Григория Распутина, между ними произошла размолвка, и отношения почти прекратились.
Феликс был любимцем матери, но весьма болезненным ребенком. Она мечтала о дочери и рядила его до пяти лет в платья. Родители часто отправляли младшего сына в Крым укрепить здоровье, а когда он немного вырос, брали с собой за границу. В письмах матери чувствуется большая забота о нем, направленная, прежде всего, на воспитание качеств делового и предприимчивого хозяина. В ее письме к шестилетнему сыну от 31 августа 1893 г. (из подмосковного имения «Архангельское») имеются такие строки:
«Дорогой мой Феликс,
Вы теперь в вагоне и катите в Крым! Счастливого пути! Теперь 12 часов, мы сейчас вернулись с прогулки, были в зверинце, зашли к Бруновым и оставили на их попечение нашу Тинти! Они будут ее беречь, и ей там будет хорошо. Надеюсь, что ты пай и ведешь себя как большой послушный мальчик, – и мне будет тогда веселее!
Мы привезем тебе из Парижа интересный сюрприз. Постарайся его заслужить!
Напиши мне, как здоровье “Яндры”, помнишь, кого так зовут, и что поделывают лебеди? Много ли цветов в Кореизе, и много ли будет винограда? Как молодой хозяин, ты должен все это знать!
Кланяйся Елене Платоновне, Матвею Ивановичу (служащие имения Кореиз – В.Х.) и всему Кореизу. Скажи тете Соне, что я ужасно сожалею, что ты не взял меня с собой в Крым, и что она увидит Кореиз без меня. Кланяйся тете Ине и дядя Паше, поцелуй всех детей, а также и себя (в зеркале). До свидания, ангел мой! Очень, очень, пре очень скучаю без тебя! Будь пай и поцелуй за меня Дюдюшу и Варвару Михайловну (няни детей Юсуповых – В.Х.). Папа и Николай тебя обнимают. Христос с тобой! Твоя мама»[26].
Феликс в эмигрантских мемуарах позднее отмечал: «До пятнадцати лет я страдал лунатизмом. Как-то ночью в Архангельском я очнулся верхом на балюстраде одного из балконов. Разбудил меня, видимо, птичий крик. Увидав, что внизу пропасть, я до смерти перепугался. На мой крик прибежал лакей и выручил меня. Я был так благодарен ему, что упросил родителей дать мне его в услуженье. С тех пор Иван находился при мне неотлучно, и я считал его скорее другом, нежели слугой. Оставался он со мной вплоть до 17-го года»
