Загадка спящих арбитров - [31]

Когда весь этот скандал стал достоянием общественности, Марадона не раскрыл, правда это или ложь.

Он просто сказал:

– Это очень серьёзное обвинение.

Только это. И больше ничего.

Я стоял перед своими родителями посреди нашей гостиной. Рядом с ними сидел тренер Чакон. И все трое смотрели на меня, как на преступника.

– Мистер Чакон говорит, что вы забрались в его дом, Франциско, – сказал отец.

– Без разрешения, – добавила мать.

И они снова начали буравить меня взглядами.

Что я должен был делать? Во всём признаться? Попросить прощения?

Тренер Чакон был нашим врагом. Более того, у нас были улики против него: пузырёк со снотворным, автоответчик с записью его голоса.

Я посмотрел на Чакона сверху вниз. А потом посмотрел на своих родителей. И я сказал единственное, что мог сказать в таком случае:

– Это очень серьёзное обвинение.

Отец покачал головой. Чакон вздохнул и проговорил:

– Кто-то должен научить тебя хорошим манерам.

– Простите меня, сеньор Чакон, но я учу своего сына хорошим манерам, – сказала мама. – Вопрос в том, проник он в ваш дом или нет.

– Женщина, которая приходит убираться, впустила их, потому что они представились игроками моей футбольной команды, – сказал Чакон.

– Это ложь, – сказал я. – Мы только сказали, что мы «из футбольной команды», не уточнив, какой именно. Она сама пропустила нас, мы её не принуждали. Так что технически мы не влезали в ваш дом, нас просто пригласили войти...

Едва успев закончить, я понял, что оправдательная речь, которую я только что произнёс, была не чем иным, как признанием.

Отец вытаращил глаза.

– Франциско, не ожидал от тебя.

– Я тоже, – сказала мать.

– Не хочу вмешиваться в ваш воспитательный процесс, Эмилио, но этого мальчика необходимо серьёзно наказать, – начал Чакон. – Я собирался заявить о нём и его юных друзьях в полицию, но, поскольку вы сами являетесь сотрудником правоохранительных органов, думаю, что лучше, если эта история останется между нами.

– На этот раз ты зашёл слишком далеко, Франциско, – холодно произнесла моя мать.

И наверное, она была права. Конечно, обыскивать дом Чакона было нехорошо, но другого способа выяснить что-то у нас просто не было!

Отец молчал.

Чакон почесал нос и сказал:

– Я думаю, существует единственное наказание, которое эти дети могли бы по-настоящему прочувствовать. Надо запретить им участвовать в завтрашнем матче.

В этот момент я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. Наказать нас, лишив последней игры в лиге!

– Он хочет запретить нам играть, чтобы мы вместо них перешли во второй дивизион! – возмутился я.

– Франциско, помолчи, ты и так уже сделал достаточно, – вскипела мама.

– Но это просто... – начал я.

– Никаких «просто», – отрезала мать.

Потом заговорил отец. Думаю, я никогда в жизни не видел его таким.

– Посмотрим, правильно ли я понял, – сказал он. – Вы проникли в дом сеньора Чакона, заставив уборщицу поверить, что вы из команды Ислантильи. Оказавшись внутри, вы перетрясли весь дом. А потом, когда приехал хозяин, скрылись бегством.

– Более или менее, – сказал я. – Сначала Камуньяс, Грустный, Томео и Восьмой сбежали через окно. Тогда я спустился с верхнего этажа и выбежал через центральный вход, воспользовавшись тем, что сеньор Чакон с уборщицей вошли в гостиную.

– А можно поинтересоваться, зачем вы всё это сделали?! – отец почти кричал. – Вы сошли с ума?!

Я подумал, что пришло время говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

И рассказал им всё, что мы узнали.

О том, что рассказал нам Раду про перерыв в первом матче. О сообщениях от Лауры и Льоренте на автоответчике Чакона. О снотворном в его доме. О поцелуях Алисии. Поцелуях Фелипе. И поцелуях Льоренте.

– Что касается поцелуев, здесь мы до сих пор пока не очень хорошо знаем, что они могут значить, – сказал я. – Ясно одно: что это великий заговор, созданный для того, чтобы мы проиграли, перешли во второй дивизион и перестали существовать как команда, чтобы Ислантилья сохранила своё место в лиге, а Санто Анхель её выиграла. И чтобы родительский комитет собрал вместо нашей команды гитарную группу или что-то в этом роде.

Я был уверен, что после этих слов мой отец арестует Чакона и допросит его. Но вместо этого произошло то, чего я никак не ожидал. Чакон рассмеялся. Он смеялся и не мог остановиться.

– Эмилио, извини, но мне нужно идти, – сказал он, похохатывая.

– Папа, ты что, собираешься его просто так отпустить? – спросил я.

А Чакон смеялся всё сильнее и сильнее. И вот так, разрываясь от смеха, он вышел на улицу.

Когда мы остались одни, мать и отец вышли из комнаты и некоторое время обсуждали что-то между собой. Потом они вернулись и посмотрели на меня очень серьёзно.

И тогда отец сказал:

– Франциско, ты наказан. Завтра ты не участвуешь в матче.

Что???

38

В субботу утром я встал с постели с правой ноги. Затем положил в молоко три столовые ложки хлопьев. Выпил какао семью глотками. И в конце перетрогал руками всю мебель в доме.

Правда, тот день не был игровым. По крайней мере для меня: я был наказан. Но я всё равно сделал всё это. Не знаю, зачем. Моя мать велела мне поехать с ней.

– Если я не буду играть, то кто будет вместо меня? – спросил я.