Загадка мадам Лю - [33]

— А ты как догадался, что Соболева убили? — Вдруг спросил меня подполковник.

— Догадался.

— Бабка как-то сказала, что Соболев многое не досказывал. — Он не был похож на себя, этот подполковник: бубнил, недовольно щерился. — И, видишь, поплатилась жизнью. Кому-то не понравилось, что она решила дальше копаться.

— Отпустишь Ледика теперь? — Раз он говорит «ты», и я — «ты».

— Держи в обе руки.

— Чего?

— Боюсь. Убьют. Они же, непосредственно причастные к убийству, знают, что он обо всем догадывается. Потому не оставят его в живых… Что-то, братишка, в нашем царстве-государстве жареным пахнет. Я и сам, убей, запутался.

— Новая обстановка. Раньше по указаниям раскрывал, — съязвил я.

— Не шути. Видишь, — постучал по седой голове, — не даром.

— Я знаю — кто?

Он встряхнул седой головой и ухмыльнулся:

— Не думаю.

— Но ведь отгадал два раза, кого убьют!

— Так не бывает в третий раз.

— Бывает.

— Не скажу. Если ты скажешь другим сейчас, я тебя, может, уважать стану. На пользу борьбы с всемогущими будет. — Ухмыльнулся. — Но побоюсь за тебя. Где-нибудь не там ляпнешь. И они тебя…

— А чего ляпать не там, где надо?

— А ты знаешь, где это там? Расчеты идут не трафаретные. Сильные ребята стали друг против друга.

— Откуда эти ребята пришли, чтобы Соболева задавить?

— Скажи тебе, а ты — дунешь! — Вдруг рассвирепел подполковник. Дунешь?.. Зачем ты сюда частишь? Я, знай, никому не доверяю.

— Ты не боишься за дочку? Они ведь догадываются, что ты все понимаешь?

— Ты не от них пришел, чтобы меня припугнуть?

— Дурак, — вздохнул я. — Пилюльки от нервов поглотай.

Я встал и решительно двинулся к двери.

— Мотай, мотай! — уже без злобы сказал подполковник. — Вдруг пришибут тебя? Я же буду потом… плакать… Хи-хи-хи! — Он деланно засмеялся.

10. НОЧНЫЕ ГОСТИ

Я знал, что он сегодня придет. Я видел его мельком на шахте. Шахтеры бастовали. И я наблюдал за ним со стороны. Видно, он тут был уже давно лидером. Но к забастовке, — я это почувствовал, — он был равнодушен. Он жил своей внутренней жизнью. Глаза его застыли в одной точке, глядел он на тополя, только-только тогда сбросившие осеннюю свою одежду. Я знал, в какой стороне — кладбище. Там похоронена Ирина. Врет Струев — не убит! Сухонин не знает, что не убит. А Струев знает. Молчит!

Я спал в своем номере. Для меня не был открытием разговор с подполковником. Я догадывался уже, как и что здесь происходит. И этот, тихо пробравшись в мой номер через им же открытое окно, сказал мне сразу:

— Ты правильно догадываешься, парень, кто убил этого… — он сделал паузу и с презрением произнес, — козла.

Я лежал в постели. В руках у меня ничего не было. Я понимал: бороться нет смысла.

— Лежи, парень. Ты под охраной. Там, — кивнул в окно, — на земле эта твоя прелесть. Воздушный шарик… Где ты ее выкопал?

— Здесь, — сказал я хрипло. — В вашем же городишке.

— Смешно. Она сказала, что ежели с твоей головы волосок упадет, сожжет меня.

— Это у нее получится. Она мою рукопись какой-то гадостью вытравила.

— Не понравилось что-то. Ты пишешь иногда, по-честному, муть. Может, она понимает. Вытравила.

— Так это ты Соболева разделал?

— Этого козла? Чести много.

— Не хитри. Ты. Ты любил Ирину. Ты встретил такую впервые.

— Я не знал, что этот козел топтал ее.

— Нет, знал. — Я приподнялся с постели и медленно стал одеваться. Ты же глядел всякий раз, как он туда ходит. Вы втроем глядели… Он, козел, ты и Константин Иванович, отчим.

— Ты и это знаешь?

— Отчим, ты и еще иногда этот, как ты говоришь, теперь мертвый козел, — повторил я. — Такая поддающаяся красота!

— А что бы ты сделал? Если бы вдруг полюбил, как я?

— Я бы? Я бы его отучил.

— А если она его хотела?

— Тогда какой разговор? Молотил баб и пусть молотит. Пусть и ее!

— Ты, а ну заткнись! Что ты понимаешь, писака? Ты же никогда и никого не любил.

— Тут я понимаю. Ты стал человеком, потому что полюбил. Ты переступил все… Но…

— Заткнись!

— Не заткнусь. Ты не переступил одного. Они тебя сделали. Они ее убили. Они отомстили тебе за то, что ты нарушил их закон.

Я скорее почувствовал что-то горячее, больно рванулся куда-то, потом ударился о койку. И сразу же услышал ее голос:

— Не смей! Не смей!

Она зажгла свет. Я лежал под койкой, как когда-то моя рукопись. Из губ сочилась кровь. Он стоял рядом, и готов был добивать меня.

— Он говорит правду, — встала она перед ним в бойцовской позе. — Это они убили ее. И это так… Ты говоришь — козел! Но из-за козла не убили. А из-за тебя они ее убили.

Я теперь разглядел его. Сухопарый, отлично сложен, на правой щеке шрам, идет к глазу.

— Ладно, — прошипел он, глядя на меня. — Достаточно тебе. Скажи спасибо воздушному шарику.

Он подошел к окну, и вскоре по стене зашуршало его ловкое жилистое тело.

Она помогла мне встать, уложила на койку.

— Погаси свет, — попросил я.

— Сейчас.

Щелкнул выключатель. Я почувствовал ее запах, какой-то неземной запах. Она что-то сказала мне, но я в порыве благодарности и одновременно чего-то иного, необъяснимого целовал ее холодноватые руки. Я потом добрался к ее ногам, они были совсем теплые и чуть подрагивали.

— Откуда ты взялся на мою голову? — шептала она.

Я впервые верил женщине после той, которой когда-то верил и которая меня так жестоко предала.