Загадка мадам Лю - [32]

— Все это наговоры, вранье! — вскричал Соболев. — Я ничего не имел и не собирался иметь.

— Тогда о чем же вам беспокоиться?

— Откуда вы взяли, что я беспокоюсь? Я просто не хочу насмешек, грубости.

— Над вами никто не смеется.

— Вы считаете, что допрашиваете меня?

— Я считаю, что кое-что уясняю. Например, ваши знакомства с убитой. В какой они степени соответствуют, скажем так, приличиям?

— В какой они степени совпадают с уличными сплетнями?

— В какой они степени будут важны для следствия. Вы — не капризный ребенок… Я понимаю, вы томитесь неизвестностью… Вызвал следователь… Но поймите, речь идет об убийстве человека, которого вы, я это подчеркиваю, знали. Вы нередко встречались со своей соседкой. Это естественно. И тогда перед ее убийством вы могли видеть Ирину, быть у нее. Это право ваше. И ничего предосудительного в этом нет. Но убили человека! Вашу соседку. Разве это неважно? Разве это ничего для вас не значит?

— Нет, я понимаю. — Соболев уставился в стол — он был и в самом деле красив, и любая женщина не откажет ему в знакомстве, и, конечно, не откажет женщина, к которой он подбирал долго ключи… — Я понимаю… Но это задевает, как задевает всякий вопрос… Я скажу о себе… Я мнительный. Я, представьте, очень мнительный. Я болезненно переживаю и переживал всякую мелочь… Что касается убитой, то тогда я действительно приезжал. Приезжал. Тут может доказать любой. И это я хорошо представляю. У вас, следователей, все продуманно бывает. Смотришь фильмы, и у вас все это продуманно. Я же знаю, что вы вызвали не просто так. У вас продуманный план… Но помочь в чем-то я вам не могу. Все, что можно было сказать, я сказал. И ничего добавить не смогу. Видел. Да, видел. Не заходил. Да, не заходил. Разговаривал. Да, разговаривал. Но с бабкой.

Я помню похороны бабки Ирины. Скромные, тихие. Они были на второй день после моего приезда. Играла музыка. Шел впереди сын — бывший начальник шахты… Я видел в жидкой толпе, чуть поодаль, всех этих «розыскных» ребят, которые находились в цейтноте: еще два нераскрытых убийства. И они думали, наверное: здесь увидят и убийц, ибо убийцы приходят туда, где совершают преступление.

Полковник Сухонин подошел ко мне сам. Мне почему-то очень захотелось сфотографировать эту процессию. И я не жалел пленки. С тайной надеждой поймать в кадр эту загадочную женщину, по зову которой я прилетел снова сюда. Центральная газета заказала мне очерк на судебную тему. В редакции придумали заголовок: «Три убийства. Куда идем?» Смешной заголовок, невыразительный и глупый, как вся газета. И щелкал, щелкал я.

Полковник положил мне руку на плечо, будто призывая отдохнуть. Он сказал мне, что из газеты, где мне заказали материал, уже звонили и ему: с просьбой помочь организовать материал.

— Пожалуй, я снова вам дам старшего лейтенанта Васильева. Он теперь бьется за звездочку, старается. Вот-вот звездочка должна была прилететь… А тут вот какое дело…

И он кивнул на уже расходящуюся после похорон толпу.

— Да не стоит Васильева, — улыбнулся я. — Он мне и так лапши на уши навешал.

Сухонин тоже улыбнулся.

— Так звездочка-то тогда еще покатилась на погоны. Мы-то и не ожидали, что так все повернется… Я каюсь… Тогда раззвонили с этим «вором в законе»… Кстати, нашли тело… Похожее по приметам.

— «Вора в законе»?

— Его.

Я поглядел внимательно на полковника. Он высматривал кого-то. Наконец, увидел. Конечно, это был Васильев. Полковник поманил его к себе пальцем. — Тот рысцой прибежал.

— Ну вот что, будущий капитан! Чтобы материал о нас… В общем… тогда не являйся на совещание… Охраняй нашу журналистскую знаменитость. И помоги сделать приличный материал.

Первая моя запись. Я все будто запротоколировал тогда о Соболеве. Но, помню, лишь ушел в гостиницу, сразу позвонил по телефону полковник Сухонин.

— Ты записал все о Соболеве? — почему-то перешел на доверительное «ты».

— Да.

— Жена его жалуется на тебя. Сейчас мне позвонили из горкома. Слушай, мужик, почему ты имеешь к нему такие большие претензии? Убит же человек… И вообще, все там не так. Ну кто из нас не поглядит на то, что плохо лежит?

— У меня все так, как в протоколе. А в другом… Если каждый будет слишком хотеть, всех наших девчонок проститутками можно сделать.

Сижу теперь перед подполковником. Он только что получил от Сухонина втык: загнал этого Соболева в угол! Прятаться стал. А в темноте они его, ха-ха, — трах!.. О мертвых или хорошо или ничего? Но он же, Соболев, и есть главный виновник!

…Ирину Соболев обхаживал долго, — говорит, уткнувшись в бумаги, подполковник. — И он ее не упустил. Он притворялся долго и всегда томно глядел ей вслед. И однажды она обернулась. А он глядел. Но никогда он не заигрывал, как с другими. Он понимал, как надо вести себя с ней. И все делал правильно, расчетливо. Он не оглядывал ее жадно. Всегда — мимоходом. Она знала, что этот, глядящий ей вслед, сменил ее отца. Шахта? Ей было все это безразлично. Но, наверное, смена руководства повлияла на нее. Смена, принесшая ее отцу небольшую всего пенсию. По крайней мере, убыток в деньгах. Потому что отец, будучи начальником шахты, нередко приносил ей лишние деньги. Деньги были немалые, теперь это кончилось. Она, то есть убитая, любила одеваться. Все же знают, для чего в магазин этот поступила. Только все лучшее — для нее. И чтобы — только у нее…