Загадка Иисуса - [43]

Честный Ерма, запоздалый пророк, изготовляет еще от имени «пастыря» приятные притчи. Он рисует виноградную лозу, отягощенную кистями, поддерживаемую молодым вязом. Таким образом бедный, отягощенный молитвами может опереться на богатого. Деревья, мертвые и живые, зимой одинаковы, лишь лето их сделает разными. Точно так же грешники и праведники кажутся теперь одинаковыми, но различие их обнаружится, когда наступит великий день[260].

Притчи, вставленные в евангелия, имеют тот же характер, но они обычно более выразительны и глубоки. Все евангелие в целом является своего рода большой притчей, ибо человеческая история Иисуса призвана сделать понятной и доступной божественную мистерию. Маленькие притчи, которые перемешаны в евангелиях, также имеют часто своим предметом мистерии и таинства.

Многие притчи имеют в виду ту вещь, о которой иносказательно больше всего говорили на собраниях святых, великую тайну: это небывалое царство, которое должно прийти. Каким оно должно быть? Интересно видеть все те прекрасные сравнения, которые были найдены для того, чтобы высказаться о нем.

Однако, притчи не согласуются между собою. Одни разумеют царство, как нечто будущее: оно утвердится очень скоро и внезапно. Другие, более тонкие и более поздние, рассматривают его, как нечто уже сущее, и почти отождествляют его с милой церковью братьев. Когда царство сравнивается с горчичным зерном, самым крошечным семенем, из которого выходит. дерево, где гнездятся птицы небесные[261], то этот захватывающий образ заставляет видеть чудесный рост церкви. Царство осуществляется каждый день. Этот перелив чувств нам помогает понять, каким образом первоначальная надежда могла найти исход в изменении объекта и получить, таким образом, удовлетворение, не угасая.

Больше всего эти притчи занимаются самым фактом христианства. Ведь поразительная вещь! Чтобы бог почувствовал отвращение к иудеям, своему избранному народу, чтобы он усыновил на!их месте христиан, вышедших большей частью из нечистых народов, — как это осознать? Притчи стараются это объяснить.

На брачный пир Иисуса[262] иудея были приглашены в первую очередь — когда-то пророками, а позже апостолами. Они пренебрегли приглашением и убили тех, кто нес им это приглашение: Стефана, Иакова и других. Вот почему бог пригласил всякого проходящего на мессианическое празднество:

«Царство небесное подобно человеку-царю,

который сделал брачный пир для сына своего.

И послал рабов своих звать званых на брачный пир,

и не хотели придти.

Опять послал других рабов, сказав:

Скажите званым: вот я приготовил обед мой,

тельцы мои и что откормлено заколото,

и вое готово: приходите на брачный пир.

Но они, пренебрегши то, пошли,

Кто на поле свое, а кто на торговлю свою.

Прочие же, схвативши рабов его,

оскорбили и убили их.

Услышав о сем царь разгневался

И, послав войска свои,

истребил убийц оных и сжег город их.

Тогда говорит он рабам своим:

брачный пир готов,

а званые не были достойны.

Итак пойдите на распутья

и всех, кого найдете, зовите на брачный пир.

И рабы те, вышедши на дороги,

собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых,

и брачный пир наполнился возлежащими».[263].

Он сжег их город. Совершенно ясно, что притча была составлена после разрушения Иерусалима. Она является живым и забавным сжатым очерком целого века христианской истории.

Другие притчи приближаются к притчам Ермы. В них разбирается вопрос, столь часто обсуждавшийся: что следует делать с грешниками в церкви? Следует ли их исключать без всякой пощады? Одна заповедь так и предписывает поступать. Не мудрее ли, однако, относиться к ним терпимее? На хлебном поле Иисуса дьявол посеял тернии. Нет ли опасности, что под видом терний или одновременно с ними не будут затронуты и колосья пшеницы? Подождем страшного Суда. Ангелы — жнецы соберут тернии в кучи, чтобы их сжечь; а пшеницу понесут в блаженную ригу[264].

Из осененного благодатью сердца пророков вырывались также излияния более мистического характера. Павел говорит: «Научите и вразумляйте друг друга псалмами, славословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших господа»[265]. Найден сборник древне-христианских песнопений «Оды Соломона», где речь ведется то от имени верующего, то от имени Иисуса[266].

Оды и молитвы того же стиля оставили следы в евангелиях. Такова, например, мистическая молитва, приписанная Иисусу у Матфея:

«Славлю тебя отче, господи неба и земли…

все предано мне отцом моим..:

приидите ко мне, все труждающиеся и обременные,

и я успокою вас.

Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня,

ибо я кроток и смирен сердцем,

и найдете покой душам вашим[267],

ибо иго мое благо и бремя мое легко»[268].

Четвертое евангелие содержит в себе лучшие отрывки этого рода: оду о логосе, которая служит здесь предисловием, поэмы о хлебе жизни, о добром пастыре, о виноградной лозе и то, что называли священнической молитвой Иисуса. Они производят совершенно иное впечатление, чем оракулы и притчи синоптических евангелий. Их полет более высок, их религиозность более пламенна, их настроенность более интимна.

«Я есмь пастырь добрый,

и знаю моих, и мои знают меня: