Загадка «Четырех Прудов» - [18]

– В каком смысле? – поинтересовался я. Несмотря на мои усилия сохранить хладнокровие, в моем голосе послышалась тревога.

– Вор – Рэднор Гейлорд.

Я засмеялся.

– Это утверждение абсолютно необоснованно. Во-первых, Рэд не в состоянии такое совершить, а во-вторых, когда произошло ограбление, его не было дома.

– А! Так вы в курсе? И где же он был, позвольте узнать?

– Это его личное дело, – отвечал я, – если он не сказал вам, то только потому, что это не имеет отношения к делу.

– Ну уж! Он не сказал мне именно потому, что это имеет отношение к делу. Я, однако, поведаю вам, где он провел ночь: он поехал в Кеннисберг – город, превышающий размерами Ламберт-Корнерс, где необычное письмо не вызовет комментариев, – и отправил облигации по почте в брокерскую контору в Вашингтоне, с которой у него прежде были кое-какие дела. Мешок с деньгами и несколько малозначащих бумаг он взял для того, чтобы отвести подозрение, а то, что он накануне вечером вскрыл сейф ради ста долларов, было всего лишь уловкой, позволившей забыть его открытым, так чтобы казалось, что облигации украл кто-то другой. Что сподвигло его совершить сей поступок, трудно сказать. Несколько месяцев тому назад он крайне нуждался в деньгах. В январе он обналичил закладную на две тысячи долларов, подаренную ему отцом в его двадцать первый день рождения, а как поступил с деньгами, мне не удалось узнать. Как бы то ни было его отцу ничего не известно об этой операции, – он полагает, что закладная по-прежнему находится у Рэднора. Весной молодой человек вновь оказывается в затруднительном положении, а закладных на продажу больше нет. Возможно, присвоение облигаций он не расценивал как кражу, поскольку по завещанию отца все, в конечном счете, переходит к нему.

– Что касается всего этого надувательства с призраком, это легко объяснить. Ему нужен был козел отпущения, на которого можно было бы свалить вину по исчезновении облигаций, поэтому он на пару с этим Моисеем-Кошачьим-Глазом выдумал привидение. Этот негр – немного сумасшедший, с самого начала он был орудием молодого Гейлорда. Не думаю, что он знал, что творит, чтобы ему можно было предъявить достаточное обвинение. Что же до самого Гейлорда, я думаю, что где-то на заднем плане было некое третье лицо, которое требовало у него денег и от которого нельзя было избавиться иначе, чем заплатив их. Но какова бы ни была причина кражи облигаций, сам факт не вызывает сомнений, и я пришел с этим рассказом к вам, а не к его отцу.

– Это совершенно невероятно, – возразил я. – Со всеми своими недостатками, в денежных вопросах Рэднор человек чести. Он дал мне слово, что о похищении этих облигаций ему известно не больше моего.

Сыщик рассмеялся.

– В моей профессии существует всего один сорт улик, который, в общем-то, мало значит, – слово человека. Мы ищем нечто более осязаемое, к примеру, вот это.

Он вытащил из кармана конверт, вынул из него письмо и передал мне. Это было машинописное сообщение от брокерской конторы в Вашингтоне.

«Рэднору Ф. Гейлорду, эсквайру,

Плантация «Четыре Пруда», Ламберт-Корнерс, Виргиния

Уважаемый мистер Гейлорд,

Мы получили ваше послание от 29 апреля относительно продажи облигаций. В настоящее время дела на рынке идут довольно вяло, и нам придется продавать по 98¼. Если вы пожелаете придержать их еще несколько месяцев, то у рынка есть все шансы набрать обороты, и мы уверены, что, в конце концов, вы сочтете их отличным вложением.

Ждем ваших дальнейших распоряжений и благодарим за полученные послания,

Остаемся

Искренне ваши,

Джекоби, Хейт & Ко.»

– Где вы это раздобыли? – спросил я. – По-моему, это письмо частного характера.

– Весьма частного, – согласился молодой человек. – Я изрядно повозился, прежде чем его получить: мне пришлось «половить» на крючок и поорудовать шестом над дверной фрамугой мистера Гейлорда. Он весьма любезно предоставил снасти в мое распоряжение.

– Вас сюда вызвали не для того, чтобы вы вскрывали личные письма членов семьи, – проговорил я запальчиво.

– Меня вызвали сюда затем, чтобы я выяснил, кто украл облигации полковника Гейлорда, что я и сделал.

На секунду я умолк. Это письмо от брокеров выбило меня из колеи. Двадцать девятое апреля было днем, когда совершили кражу, и я не мог придумать ни одного объяснения. Заметив мое молчание, Клэнси докончил свою теорию с видом всевозрастающего триумфа.

– Этому Моисею в ночь ограбления было поручено разбудить домашних, пока Рэднор отсутствовал. Моисей хороший актер, он одурачил вас. Возникло очевидное подозрение, что облигации украл «призрак», и вы взялись за его поиски – задачу довольно трудную, ибо он существовал лишь в воображении Моисея. Я полагаю, что, поразмыслив над фактами, вы найдете мои объяснения убедительными.

– И вовсе они не убедительны, – резко возразил я. – Моисей не притворялся, – он видел нечто, что напугало его до потери сознания. И это нечто был не Рэднор, переодетый привидением, так как во время ограбления Рэднора не было дома.

– Не обязательно. Ограбление произошло ранним вечером, перед тем, как поднялась вся эта суматоха. Даже если Моисей действительно видел призрака, то этот призрак не имел к этому никакого отношения.