Загадка «Четырех Прудов» - [16]

– Прими мой совет, – сказал Рэд, – не делай этого. Сыщики хороши только в книгах. Он спровоцирует скандальную известность и предъявит счет, а ты будешь знать не больше прежнего.

– Тот, кто украл эти облигации, выбросит их на рынок в течение ближайших дней: срок выплаты процентов приходится на первое мая. Я не настолько богат, чтобы упускать пять тысяч долларов, не пошевелив и пальцем ради их возвращения. Я сегодня же вызову по телеграфу сыщика.

– Как тебе будет угодно, – произнес Рэднор, пожав плечами, и повернулся к двери, открывавшейся на галерею. Было видно, что на том конце галереи Моисей явно пересказывает взволнованной аудитории свои ночные приключения. Рэд поманил его и оба они направились через лужайку к лавровой тропинке.

Примерно час спустя Рэд предстал перед моей дверью. После разговора с Моисеем смущенное выражение на его лице не только не уменьшилось, но сделалось еще заметнее. На сей раз он не стал дожидаться предисловий и немедленно перешел к сути мучившей его проблемы.

– Ради бога, Арнольд, не позволяй моему отцу привозить сюда детектива. Я не смею что-либо говорить, ибо мое сопротивление только больше раззадорит его. Но у тебя есть на него кое-какое влияние – скажи ему, что ты юрист и сам обо всем позаботишься.

– Почему ты не хочешь приезда сыщика? – спросил я.

– Боже правый, ну неужели нашей семье не достаточно дурной славы? То Нэн убегает из дома с надсмотрщиком, то Джефф пять лет является позором округа. Я и шагу не могу ступить без того, чтобы ему не придали какого-нибудь злонамеренного истолкования, а теперь, когда фамильное привидение принялось взламывать сейфы, сплетням конца не будет. Стоит здесь появиться сыщику, который станет рыскать по соседям в поисках информации, и трудно сказать, чем это все закончится. Эти облигации не могли далеко уйти. Мы скорее сможем докопаться до правды, если затаимся и не разболтаем о том, что ищем вора, ты не считаешь?

– Рэднор, – попросил я, – расскажи мне, пожалуйста, всю правду. Подозреваешь ли ты кого-нибудь, кто мог взять эти ценные бумаги? Известны ли тебе какие-либо факты, которые могли бы привести к задержанию вора?

Он молчал некоторое время, потом ответил на мой вопрос очередным вопросом.

– Когда именно случился весь этот ночной переполох?

– Не знаю, мне не пришло в голову посмотреть на время, но я полагаю, что было где-то около трех. Я больше не мог спать, а ты подъехал примерно через полчаса.

– Ты меня слышал?

– Я слышал, как ты уехал, и слышал, как ты вернулся, но не сказал об этом полковнику.

Рэд отрывисто рассмеялся.

– Во всяком случае, я смогу доказать свое алиби, – промолвил он. – Ты подтвердишь под присягой, что дьявол Моисея – не я.

Какое-то время он молча разглядывал пол, положив локти на колени и подперев подбородок руками, после чего посмотрел мне в глаза и озадаченно покачал головой.

– Нет, Арнольд, у меня нет ни малейшего предположения насчет того, кто бы мог взять эти ценные бумаги. Ума не приложу. Видимо, ограбление произошло, когда меня не было дома. Конечно, документы, страховые полисы и деньги были взяты ради предлога, но все же странно. Там лежали пяти– и десятипенсовые монеты – мы всегда держим под рукой приличную сумму денег, чтобы расплачиваться со сдельщиками во время посевной. Всего там была почти кварта[7] денег, которая весила, судя по всему, не меньше тонны. Не могу себе представить, чтобы кто-то за один заход похитил четырехпроцентные облигации правительственного займа и деньги.

– Ты выяснил что-нибудь у Моисея? – спросил я.

– Нет, я не могу разобраться в его истории. Его не посещают видения и, насколько тебе известно, он не боится темноты. Он видел нечто, что напугало его, но будь я проклят, если я знаю, что это было!

– Тогда почему бы не привезти детектива и проверить, что он сможет разведать?

Рэднор опустил глаза, но через мгновение открыто встретился со мною взглядом.

– Черт подери, Арнольд, я в чертовски затруднительном положении! Есть еще кое-что, что мне не хотелось бы предавать огласке. Это абсолютно не связано с ограблением, но если ты приведешь сюда сыщика, он обязательно наткнется не на то, что надо. Я бы рассказал тебе, если б мог, но сейчас я действительно не могу этого сделать. Винить меня не в чем – в последнее время мое поведение было безупречно. Заставь отца отказаться от этого плана с расследованием, и мы вместе всерьез примемся за дело и раскопаем правду про ограбление.

– Ладно, – пообещал я, – посмотрю, что можно сделать; но, как сказал полковник, пять тысяч долларов – приличные деньги, чтобы их можно было выпустить из рук без единой попытки вернуть обратно. Раз уж мы с тобой беремся за дело, нам придется довести его до конца.

– Так и будет! – заверил он меня. – Без сомнения мы сможем вернее добраться до истины, чем какой-нибудь посторонний, не знающий фактов. Пусть старик не передает дела в руки полиции, и все должным образом раскроется.

Уходя, он даже снова насвистывал. Что бы ни беспокоило его в прошедшие две недели, ночью он от этого отделался; оставалась лишь опасность расследования, избежав которой он вновь становился беззаботным малым. Потеря ценных бумаг его явно не волновала. В денежных вопросах Рэднор всегда демонстрировал гордое безразличие.