— Какой стране?
— Волшебной, какой же еще?! — Шарль даже немного удивился такому наивному вопросу. — О! Приехали.
Все трое вышли из машины и углубились в лесную чащу. Ложкин обернулся — машина исчезла. Вместо неё у обочины валялась огромная тыква.
«Не. Тыквенные танки нам точно не нужны».
Старик подошёл к упитанному дубу, кряхтя, нагнулся и неожиданно легко отодвинул выпирающий корень, обнажив чёрный зев норы. Эмильен превратился в поджарую крысу с наглыми глазками, пискнул басом и скрылся в норе.
— Залезайте, дружище, — пригласил старик. — Будут немного странные ощущения, но недолго.
— Погодите, Шарль. Что я должен буду сделать в этой вашей стране?
Шарль Перро несколько секунд молчал. Видно, произнести это было для него довольно трудно. Он вздохнул и вымолвил:
— Убить Сказочного Принца.
— Чего?!
— Патруль! Остальное расскажу на той стороне!
…Ощущения и правда были не из приятных. Будто бы тебя засосала огромная лошадь. ЧМОК!
…Ложкин лежал в траве и смотрел на птицу, расхаживающую туда-сюда по ветке старого дерева. Птица пела:
— Утро прекрасное, солнце лучистое! Дети, вставайте, проветрим гнездо-о-о-о…
— Охренеть, — констатировал Ложкин.
— Фи, — обиделась птица и скрылась в дупле, громко хлопнув дверью.
— Добро пожаловать в Сказочную страну! — Шарль поднялся с земли, усадил Эмильена на плечо.
Ложкин поднялся и огляделся.
Они очутились у подножия зеленого холма. Нет, не зеленого. Скорее, это был какой-то другой, переливающийся изумрудный цвет. Такой же, как у крон раскидистых, древних дубов с толстенными шоколадными стволами. Из-за горизонта торчали белоснежные трубы — по версии Ложкина, какого-то большого предприятия всесоюзного значения. Трубы смешно напрягались, раздуваясь, и выбрасывали клубы светлого дыма.
— Бу-бу-бу-буп буп, буп-буп… — весело бубнели трубы. Дым поднимался выше, превращаясь в чудесные каракулевые облака, медленно плывущие по небу. Небу бирюзового цвета, омывающему золотистый диск солнца. Солнце подмигнуло Ложкину. Ложкин нервно дергающимся веком подмигнул в ответ.
— Эта, эта, эта страна вообще где такая? — вопросил разведчик, думавший, что разбирается в географии.
— Везде и нигде, — ответил Шарль. — Тут нет смены года или столетия, нет прошлого и будущего. Здесь царит Безвременье. Сказочники всех времен и народов трудились и будут трудиться, чтобы создать эту страну. Кругом всегда «однажды…».
— И что в ней не так?
— Её основа. Перед вами, друг мой, Детская версия этой страны. Та, в которой миллионы детей засыпают каждый вечер. Но она не всегда была такой. Изначально сказки были не такими уж и добрыми, мягко говоря. Они были взрослые. И очень злые. Мы, Основатели, очень старались вычистить зло, запрятать его как можно глубже. Но иногда оно прорывается. И отравляет. Часто это происходит, когда наш мир ослаблен. Когда в нём мало ваших детей. Потому что их матерям не до этого.
— В войну, — кивнул Ложкин.
— Да. Мы потеряли контроль. Мы упустили момент, когда Сказочный Принц перестал быть добрым. Посмотрите вокруг — вот что он сотворил с нашей страной.
— Заставил всех петь? — усмехнулся Ложкин. — Я ничего страшного не вижу, Шарль.
— Ах, простите. Пойдёмте.
Старик с Ложкиным взобрались на вершину холма, и разведчик покрылся мелкими каплями пота. Но не от усталости — Ложкин не запотевал и после марш-броска на «десятку» с полной выкладкой.
Ложкин увидел истинное назначение поющих труб.
Это были трубы пузатых улыбающихся печей. Прямо к их огромным раскочегаренным ртам со всех сторон вели дорожки из жёлтого кирпича. По дорожкам шли вереницы сказочных существ, подгоняемые здоровенными волками, стоящими по бокам. Волк-печник отодвинул заслонку, толкнул внутрь какого-то длинноухого старого эльфа. Заслонка задвинулась. Поющая труба выплюнула красивое белое облачко.
— Наш Принц — художник по натуре, — глухо вымолвил Шарль. — Однажды ему подумалось, что чистое синее небо слишком пусто и требует наполненности и объёма. И теперь каждое утро он пишет картину. Картину нового мира. Он переписывает сказки. Которые будут читать ваши дети. И в них не будет ничего светлого. С самого начала. Вы слышите?
Ложкин смотрел, как за заслонкой скрылась целая гномья семья.
— Нужна явочная квартира, — ответил Ложкин. — И соберите всех, кому Вы доверяете, Шарль. Я убью его. Я обещаю.
…«Явка» впечатлила Ложкина, скажем так, наполовину. Это была не прокуренная квартира, а целый просторный дом с удобным расположением в сердце Тёмного Леса, с двенадцатью путями отхода. Но был один нюанс.
Дом был пряничным. От погреба до самой крыши. С петушком-леденцом на верхушке. С приторным медово-мятным запахом и стенами, которые мазали одежду марципаном, ещё можно было смириться. Но не обращать внимания на тучи отъевшихся ос было совершенно невозможно. Как с ними ладила репрессированная Страшная Ведьма, которая тут жила, не было никому не известно.
А вот личным составом Сопротивления Ложкин не впечатлился от слова совсем.
К сожалению, самое сильное звено оппозиции — правая рука Шарля Фея-крёстная — превратилась в облако одной из первых. Всё, что от неё осталось — это Эмильен со способностью превращать тыкву в «колёса» и отличным уровнем вождения.
